Гундель наконец нарушила молчание.
— Ты стал совсем другой, — сказала она.
Он двинулся дальше.
— Не нахожу.
Дорога пересекала лесок, среди кустарника высились сосны. Хольт поискал на опушке место посуше. Они уселись.
— Ошибаешься, — сказал Хольт. Он обвел рукой вокруг. — Мир стал другим. — Он растянулся на траве, подложив руки под голову. — Меня нес поток, — сказал он, следя взглядом за стаей перелетных птиц. — А теперь будто выбросило на берег в совершенно незнакомой местности.
— Даже если местность незнакома, — сказала Гундель, — надо встать и оглядеться!
Хольт приподнялся и повернул голову. Он увидел среди кустов ржавые листы железа, остатки сгоревших грузовых машин, а на опушке леса несколько деревянных крестов с нахлобученными на них стальными касками.
— То, что я принимал за мир, — сказал он, — оказалось призраком, иллюзией и лежит теперь в развалинах. А до того мира, который окружает меня сейчас, мне дела нет.
Гундель машинально сорвала цветок и задумчиво обрывала лепестки.
— Если бы все думали, как ты, у нас в городе до сих пор не было бы ни воды, ни газа, ни света, трамваи бы не ходили и никто не пек бы хлеба.
— Правильно, — сказал Хольт. — Да я бы и не смог починить водопровод, я ничего не смыслю в трамваях и хлеб тоже не умею печь. — Он поднялся, стал отдирать приставшие к брюкам репьи. — Сама видишь, я лишний, бесполезный, единственное, что я умею, — это стрелять и работать ключом, ничему другому меня не обучали. — Хольт засунул руки в карманы. Он снова глядел на пылающий диск солнца; оно уже коснулось гребня холмов за городом и слепило глаза. — В лагере, — продолжал он, — мы боялись, как бы нас не передали французам; говорили, они всех силком запихивают в иностранный легион. — Он подал Гундель руку и помог встать. — Знай кошка свое лукошко, — сказал он. — Иностранный легион был бы только логическим следствием.
Он все еще держал руку Гундель в своей. И когда она подняла голову и серьезно и беспомощно на него взглянула, ему показалось, что наконец-то он видит прежнюю Гундель, да и платье на ней было то же.
— Я думал, ты меня забыла, — сказал он.
— Я!.. Тебя забуду?! — воскликнула она.
Запустив пальцы в каштановые пряди, он запрокинул ей голову.
— Я думал, ты уже не та, — сказал он.
Она закрыла глаза. Губы Хольта коснулись ее губ.
— Но это в самом деле ты! — сказал он.
— Никогда больше не говори такое… про иностранный легион… — попросила она.
— У меня никого нет, — сказал он. — У меня одна ты.
