Увидев, что Гундель рада его приходу, он успокоился, стал вести себя просто и естественно и даже подал руку Шнайдерайту. Затем, не сняв пилотки, уселся во втором ряду, позади Гундель и Шнайдерайта.
Шнайдерайт сидел, положив ногу на ногу, и держал свои записи на коленях. У него явно испортилось настроение.
— Второе отделение! — сказал он. — Хор на сцену!
Вместе с другими поднялась на сцену и Гундель. Хольт не спускал с нее глаз. Надо потерять совесть, чтобы такое называть хором, решил он. На большой сцене выстроилась жалкая шеренга, человек десять юношей и девушек, пели жидко и фальшиво. Смехота! — подумал Хольт. Неужели Шнайдерайт этого не понимает?
Шнайдерайт хмурился. Поманил Гундель со сцены.
— Послушай отсюда! Повторим!
Гундель и Шнайдерайт обменялись взглядом, Гофман, сидевший где-то в последнем ряду, заковылял по главному проходу.
— Хоть я был всего обер-ефрейтор, — сказал он, — но это черт-те что!
Все обступили Шнайдерайта. Гундель обернулась к Хольту:
— Вернер, скажи, как ты считаешь?
— Совершенно невозможно!
Шнайдерайт даже подскочил:
— Невозможно?.. Меня просто бесит, когда я это слышу.
— Простите, — усмехнулся Хольт. — Я думал, здесь можно открыто выражать свое мнение! — Он откинулся на спинку стула и не без иронии добавил: — В тот раз вы так усердно твердили о демократии!
— Мюллер достанет нам аккордеон, — поспешила вмешаться Гундель. — Под аккордеон получится куда лучше.
Шнайдерайт только рукой махнул. Он нисколько не обольщался, он чувствовал на затылке взгляд Хольта.
— Давай следующий!
На сцене кто-то, запинаясь, стал читать «Ткачей» Гейне. Ну, уж тут можно было сквозь землю провалиться.
— Дальше! — рубил номер за номером Шнайдерайт.
Кто-то пел испанские песни, конечно, подражая Бушу, и немилосердно драл козла.
— Дальше! Народный танец!
Парни за неимением аккордеона сами насвистывали мотив. Четыре пары кружились на сцене. Смехота! — опять подумал Хольт. Шнайдерайт все больше хмурился. Что это за программа! Этим никого не убедишь.
Гундель в задумчивости кусала нижнюю губу. Шнайдерайт обернулся к Хольту; это далось ему нелегко, но он дружелюбно спросил:
— А что ты… вы скажете?
— Чу́дно, просто очаровательно! — сказал Хольт. — Вам ведь это хочется услышать, не так ли?
Шнайдерайт вскочил, как ужаленный, и опрокинул стул. Хольт тоже вскочил. Но уже спустя мгновение Шнайдерайт нагнулся за стулом и, треснув им по паркету, опять уселся. Гундель успокаивающе положила руку ему на плечо и устремила взгляд на Хольта.
