Мюллер только покачал головой и взял конем защищенную белую королевскую пешку. Шнайдерайт не остался в долгу и снял с доски коня за пешку. Тут он в свою очередь, глядя на Мюллера, укоризненно покачал головой. Мюллер же беспечно шел навстречу его наступательным планам, он просто помогал коню: он пошел королевой! Теперь она величаво и одиноко стояла с правого края доски. «Взять» — было единственной мыслью Шнайдерайта. Но тут он обнаружил открытую диагональ между королевой Мюллера и белым королем! Мюллер, видимо, счел ниже своего достоинства объявить шах. И вдруг Шнайдерайт увидел все, увидел всю эту чертовщину. Увидел надвигающийся разгром. Сыграно всего четыре хода, а конец уже близок.
— Сдавайся, — сказал Мюллер.
— Сдаться? — воскликнул Шнайдерайт и с еще большим ожесточением склонился над доской.
Он никак не мог примириться с проигрышем: в шахматах все получается совсем по-другому, чем задумано. Может, все-таки удастся атаковать ферзевым конем? Правда, чтобы защититься от шаха, ему сейчас оставался один только ход — пешкой. И вот уже потеряна центральная пешка, и Мюллер вновь объявляет шах. Шнайдерайт пытался поправить дело и совершал ошибку за ошибкой, а черная королева меж тем учиняла в его рядах форменное побоище, жаль только, что у Шнайдерайта недоставало юмора это оценить. К королеве присоединился еще и слон.
— Мат! — объявил Мюллер.
— Реванш! — прохрипел Шнайдерайт.
На сей раз Мюллер играл белыми, и ему потребовалось восемь ходов, чтобы сделать Шнайдерайту мат, но игра была проиграна черными уже после четвертого хода.
— Немудрено, — сказал Шнайдерайт, — ты играешь в сто раз лучше меня.
— Я и не таких противников разбивал, — ответил Мюллер, складывая фигуры в ящик.
Но Шнайдерайт раздраженно потребовал:
— Давай опять расставим, и ты объяснишь, в чем моя ошибка.
— Во всем, — ответил Мюллер и захлопнул ящик. — Способен ты выслушать правду? Ладно.
Шнайдерайт молча слушал, но наконец встал и заходил взад и вперед по комнатушке.
— Ты считаешь себя сильным и опасным игроком, а сам понятия не имеешь о шахматах. — Мюллер с незажженным окурком сигары во рту откинулся на спинку стула. — Переставляешь фигуры, как ребенок, который играет в триктрак. Ты не обязан быть хорошим шахматистом, но ведь ты садишься за доску, словно гроссмейстер, бессмысленно двигаешь фигуры и воображаешь при этом, что проводишь сложную и оригинальную комбинацию. А когда по собственному недомыслию попадаешь в беду, то лезешь на рожон и окончательно себя губишь.
