Рихард Хольт; нет, это не ошибка, это в самом деле отец. Хольт вытащил одну книгу, другую, а затем снес на стол целую охапку книг и брошюр и с тяжелым сердцем стал их разглядывать. Несколько сброшюрованных страничек составляли «Специальный выпуск журнала по иммунологии» за 1929 год… «О спонтанных колебаниях опсонического показателя при местных стафилококковых инфекциях у морских свинок… д-ра медицины и философии Рихарда Хольта, ординарного профессора по кафедре бактериологии Гамбургского университета…» Хольт знал, что у отца есть печатные работы, еще ребенком он гордился этим, но никогда ими не интересовался, а со временем и вовсе забыл о них. Буквы поплыли перед его глазами, неожиданная встреча с отцом взволновала его.
Ута подошла к столу, на губах ее играла насмешливая улыбка. Она вытащила из стопки толстый том: «Проблемы учения о происхождении видов. Двадцать четыре лекции в защиту теории эволюции против метафизики и витализма, Гамбург, 1933».
— Я знаю человека, который носится с вопросами о смысле жизни и тому подобном, — сказала она. — Если б он в самом деле искал ответа, он мог бы его найти у родного отца. Но, видно, все, что ему нужно, это приукрасить глубокомысленными проблемами свою душевную пустоту.
Хольт растерянно листал брошюры и статьи. «О патологических явлениях вырождения у пещерного медведя… 1911 г.» Он вспомнил, что отец сперва занимался сравнительной анатомией и, участвуя в экспедиции, изучал ископаемых рептилий в Южной Африке, где и застала его первая мировая война. Он был интернирован и, работая в больницах для туземцев, столкнулся с мало исследованными тропическими заболеваниями. Отсюда пошло его увлечение микробиологией… Хольт злился на себя и на мать, которая своими лживыми россказнями отдалила его от отца.
Ута все еще держала в руках том гамбургских лекций, она положила его на стол перед Хольтом.
— Ты спрашиваешь о смысле жизни? — сказала она. — Ищи ответа либо здесь, в книгах твоего отца, либо уж в Библии!
— Перестань! — сказал Хольт. — Возьми меня лучше с собой во Фрейбург.
Что-то ожило, что-то всколыхнулось в нем, он еще и сам не знал что.
Стоял ли еще январь? Или наступил февраль? Зима в горах не шла на убыль. Все эти дни Хольт пытался справиться с беспокойством, заглушая его тяжелой работой. Он пилил дрова и все больше освобождал Уту от ее каждодневных обязанностей по дому и в хлеву. Но беспокойство не оставляло его.
Ута больше не заговаривала с ним ни о профессоре Хольте, ни о полученном письме, не заикалась она и о докторе Гомулке. Зато она все чаще говорила о весне: «Когда земля оттает, мы с тобой начнем корчевать пни в саду». Говорила она и о лете: «Летом пристроим к дому террасу. Арендатор привезет нам несколько возов камня».
