Экая удача! Вечер, темнота, толпа праздной солдатни… Надо проникнуть в кинотеатр, устроить там взрыв, а когда румыны в панике попрут оттуда, — успеть встретить их у выхода…
Так. Сеанс начнется через час с небольшим. Успеть бы сделать мину. Надо, надо успеть! Мурашов вернулся на площадь и вошел в разместившийся внизу двухэтажного дома магазинчик под вывеской: «Разные товары Негоицэ».
Плешивый толстогубый продавец откуда-то сбоку выбежал за прилавок:
— Что угодно господину солдату?
— Мне нужен будильник.
— Есть несколько прекрасных венгерских будильников. У нас здесь, к сожалению, этот товар не пользуется спросом. Кто привык вставать рано, тот встает и так, а кто долго спит, тому тоже не нужен никакой будильник. А что, господина солдата плохо будят на службе? А? Хе-хе…
— Будят, как положено. Перестаньте болтать!
— Слушаюсь, слушаюсь, господин солдат! Всего триста двадцать лей. Завернуть, да?
Мурашов открыл бумажник, посчитал найденные у убитых солдат деньги.
— У меня двести семьдесят три леи, — сказал он. — Больше нет. Но мне очень нужен будильник.
— Что же делать! Я не могу торговать в убыток.
Без будильника капитан все равно не уйдет из лавки, хоть пришлось бы для этого убить продавца. Но это уж — только на самый край. Может подняться шум, и все сорвется. Да и чем виноват торговец? Хотя, если рассудить, частная лавочка, акула, холуй, ненужное лицо в будущем государстве.
— Я… я занесу.
Плешивец замотал головой.
Тогда Мурашов вынул из кармана массивный, оставшийся от прежнего владельца никелированный портсигар с выдавленной на крышке панорамкой богатого шпилями и острыми крышами города и протянул:
— Вот, дам в придачу.
Торгаш осмотрел вещь, цокнул языком:
— Как вам не жалко, господин солдат? Ведь это подарок. И стоит немало. Лучше пойдите и возьмите взаймы остальные деньги. Я, так и быть, подожду вас, не буду закрывать магазин.
Мурашов взял портсигар, прочел на обратной стороне: «Дорогому Георге от верной любящей Мариуцы». Отдал обратно.
— Если устраивает, забирайте. Это не мое. Я нашел.
Начинался вечер, на площади стало больше солдат и девушек. Низкое солнце светило в спину повешенному цыгану, розово подсвечивало рубаху.
Мариуца. «От верной любящей…» Как это радист Гриша говорил: «„Твоя, твоя!“ — мне пела Мариула…»
Не дождешься ты, Мариуца, своего Георге.
