И так кончилась как-то незаметно эта короткая поездка, и он укатил обратно. До начала войны, когда он вернулся в роту, оставалось всего три дня.
Потом было отступление — в зное, пыли, под бомбежками, с тяжелыми боями. И не раз он вспоминал и благословлял Райкину мысль уехать перед родами к отцу, в центральную Россию. Куда бы она поехала отсюда, как добиралась бы до тылов? Да наверняка еще родила бы по дороге. Даже жутко подумать. Когда и здоровому человеку, ничем не обремененному, не всегда выпадало остаться живым в той обстановке. Эвакуацию командирских семей провели спешно, но неизвестно, многим ли довелось добраться до тыла, тем более что и понятие-то «ближний тыл» утеряло прежний смысл в боевой обстановке, противник мог появиться везде, в самом неожиданном месте. Да еще и самолеты, висящие над дорогами…
К Оргееву мурашовская рота вышла в составе восьми человек, сам он был ранен в руку, но держался. В боях за этот город его шарахнуло уже более основательно: сзади разорвался снаряд, Мурашова оглушило, опрокинуло на землю, и три осколка ударили в спину. В санбате вытащили осколки, перевязали лейтенанта и отправили за Днестр. Оттуда в числе других тяжелораненых его отправили транспортным самолетом в глубь Украины, а дальше поездом — за Москву, на Волгу. Поправлялся он медленно: головные боли, судороги, вдобавок открылась рана на руке. Только в середине сентября он смог продиктовать и отправить письмо отцу с матерью и Раисе. За жену он переживал больше всего: как же, ведь она должна была родить еще в конце июня! Но сначала пришел ответ от родителей: они писали, что потеряли его, беспокоились, и хорошо, что он все-таки живой, а раны заживут; сообщали всякие домашние и слободские новости. И еще он прочитал: «Да, Павлик, ты ведь теперь отец. 2 июля пришла телеграмма от свата Афанасия Ивановича, что родилась дочка, то есть ваша с Раей дочка, а нам внучка. А потом мы получили письмо от самой Раи, что дочь она назвала Нонной, но что же сказать, видно, это имя вы сами ей выбрали, а мы не станем спорить и говорить свое. Она очень переживала, что в тех местах, где ты служил, шли большие бои…» Прочитав письмо, Мурашов ходил сам не свой, то радовался: дочка родилась, такое чудо! — то тревожился: как-то они там? — то удивлялся: что за блажь была назвать девочку непонятным, во всяком случае, нерусским именем — Нонна? Ведь они договорились дать дочке имя Катя, а если будет мальчик — Андрей.
