Матросы утешили Панафидина тем, что на крейсере полно всяких закоулков, о которых даже главный боцман не знает:
– Только не теряйте хладнокровия! Спрячем так, что и жандармы не сыщут. Будет вашей виолончели и тепло и сухо.
Утром на вопрос Стеммана мичман отозвался:
– Нету виолончели! Хотя, честно говоря, рояль в кают-компании даст больше жару, нежели мой несчастный «гварнери»…
Офицеры «Богатыря» завели скучнейшую беседу о начавшемся падении курса русского рубля. Недоумевали:
– Верить ли, что за наш рубль дают уже полтину?
………………………………………………………………………………………
С этим же вопросом Панафидин навестил своего ку–зена.
– Увы, – отозвался Плазовский, – получается как у Салтыкова-Щедрина: это еще ничего, если в Европе за рубль дают полтину, будет хуже, если за рубль станут давать в морду!..
– Похоже, что война неизбежна, Даня?
– Похоже. Даже очень похоже…
За дружным столом крейсера «Рюрик» неожиданно возник спор; начал его доселе неприметный мичман Щепотьев, младший штурман. Никто его за язык не тянул, он сам завел речь на тему, что предстоящая война с Японией, как и любая другая война, не вызывает в нем ничего, кроме отвращения:
– Сколько величайших умов прошлого звали народы к миру, согласию и равенству. А истории плевать на эти призывы, она следует своим путем – разбоя, насилия и оглупления народов ложным чувством дурацкого патриотизма.
– Толстовство, – буркнул Плазовский, сверкая пенсне.
– Болтовня, – добавил минный офицер Зенилов.
– Нет, позвольте! – горячился Щепотьев. – Выходит, праведники в борьбе за истину напрасно всходили на костры, зря гуманисты сидели в тюрьмах, напрасно и Вольтера гоняли, как бездомную собаку, по Европе. Мир остался неисправим…
Хлодовский постучал лезвием ножа о звонкую грань бокала, отчего в клетке сразу запиликали и запели птицы…
– Господин Щепотьев, – сухо сказал он штурману, – я согласен, что война всегда была противна человеческой натуре, но патриотизм никогда противен ей не был. Это первое. А вот и второе: мы носим мундиры не для того, чтобы болтать о философской природе войны. Дав присягу, мы обя–за–ны исполнить ее, как бы тяжко ни было нам ее исполнение.
– Но почему? – возмущался Щепотьев. – Почему мы, военные, должны кровью расплачиваться за бессилие дипломатов, которые давно выжили из ума и уже трясутся от маразма?
Хлодовский неожиданно резко пресек этот спор:
– Мичмана Щепотьева я прошу удалиться в свою каюту…
Над притихшим столом поднялся механик крейсера – Юрий Маркович, сын народовольца и внук писательницы Марко Вовчок:
