– Ну что ж, – сказал он, – пинок в жизнь ты получил, но… Куда полетишь, сын мой? На всякий случай запомни: лучше сказать десять приятных слов фаворитке короля, чем написать десять томов. Живи! Но я тебя… знать не знаю.
Впрочем, отец вскоре умер, и де Еон получил в наследство 15 000 ливров дохода. Этого бы вполне хватило, чтобы отсылать белье для стирки если не в колонии Сан-Доминго, то хотя бы в Голландию. Однако де Еон мог смело заверить родню при свидетелях, что ни единого су не истратил на «полубобров» (как назывались тогда – еще задолго до Мопассана – красавицы полусвета).
Высокую нравственность шевалье обстреляли картечью эпиграмм и насмешек. Таково было время: мужья стыдились любить своих жен, а жены, чтобы не потерять доступа ко двору, были вынуждены заводить себе любовников.
Вино – да, это совсем другое дело! Наш юный адвокат обожал повальное рыцарское пьянство. Как хороши высокие прохладные бутылки, что тревожным сном покоятся в его погребе.
Книги – о да, конечно! Без них жизнь немыслима и пуста, словно монашеская келья на закате солнца.
Возвысить дух свой над страстями тела – этому он уделял немало забот и даже посетил однажды анатомический театр.
– Я вижу кости, груды мяса, жил и сала, – удивился де Еон. – Но я души не вижу здесь… Нет, это не по мне!
В 1753 году он выпустил свою книгу – «Финансовое положение Франции при Людовике XIV и в период Регентства». Первые же похвалы пришлись кстати. Парижский интендант, Бертье де Савиньи, как раз подыскивал секретаря из хорошей фамилии – и де Еон заступил его место. Время для интендантов было неспокойное. Совсем недавно толпа голодных матерей окружила коляску дофина и кричала сыну короля прямо в лицо:
– Пусть уберут эту потаскуху Помпадур, которая лишает нас хлеба! Пусть только она покажется перед нами…
Парижская голытьба не знала, что не Помпадур, а сам король спекулировал хлебом. Франция голодала, съежившись возле промерзлых очагов. Даже знатные дамы, чтобы протопить свои наследственные замки, дарили любовь по странной таксе: одна ночь любви стоила десять телег с дровами. Франция заселяла колонии каторжниками и шлюхами, которых хватали на улицах. Иногда хватали детей и нищих. По пять гребцов на одно весло, со звоном и стоном, выгребали в океан тяжкие королевские галеры, и на знаменах кораблей струились нежные бурбонские лилии.
От Гавра до Ньюфаундленда моря сотрясались от пушек – Англия отнимала у Франции ее американские колонии. Война между странами объявлена не была. Но если в море встречались французы с британцами, то салютовали так: всем бортом – залп из ядер раскаленных, и – саблю в зубы – вперед! на абордаж!
