— Ну да хватит орать, — продолжил Лёня серьезно. — Я не собираюсь ограничивать жену в сексуальной свободе, к тому же это невозможно. Тем более — рядом с тобой. Но самое поразительное то, что я нисколько не ревную. Как-то всё выгорело, перегорело. Раньше сама мысль о том, что Алёнка может трахаться с кем-то другим могла довести меня до бешенства. Но со временем ревность притуплялась. Первые года три я не изменял ей, и даже мысли такой не появлялось. Теперь же мне всё равно.
Лёня давал жене полную свободу выбора и действий, потому что такую же свободу оставлял за собой. Мало того, очевидно, Михайловы давно уже заключили негласное соглашение на эти свободы, может быть год назад, а может и ещё раньше. В семье подобные отношения возможны, но крайне опасны, потому что требуют абсолютного доверия и безграничной жертвенности, в противном случае приводят к краху, и случай Алёны и Леонида это подтверждал. Свобода стала для них очередным слоем, который они намотали на свои коконы, она отдалила их друг от друга, вместо того, чтобы сблизить.
— Слушай, Лёня, — после паузы размышлений я решился на вопрос, который никогда раньше не задавал товарищу, — а почему у вас нет детей?
Михайлов допил виски, встал, подошел к столу, кинул в рот кусочек сыра. Прожевав, сел за стол напротив меня, наконец, ответил:
— Да стар я уже для детей, — и вот этот ответ он рожал долгих две минуты!
— В каком смысле? Твои сперматозоиды что — ленивы и у них радикулит?
— Детей надо заводить в двадцать пять, пока молод, энергичен и глуп. Пока не понимаешь, какая это ответственность, и сколько денег и энергии наследники требуют. Мне сейчас тридцать восемь, и честно говоря, я не хочу детей. Я попросту боюсь их заводить.
Мне показалось, что он цитирует великого оратора современности, то есть господина Грека. Черт, я даже не предполагал, что мужчины настолько солидарны в этом вопросе. Но в тот момент меня интересовало немного другое, — открылась новая грань отношений четы Михайловых, и я задался вопросом, так ли безукоризненны были мои выводы, насчет нежелания Алёны иметь детей, когда сам глава семейства не торопился обозначить потребность в наследниках? Скорее всего, присутствовало в какой-то доле и то и другое, мелкие фобии сложились в одну большую боязнь, которая в результате развалила семью. Лёня уходил сам, мне не требовалось ломать их брак, Алёна могла достаться мне «бесплатно», без наложения моральной контрибуции на мою совесть. И, чего лукавить, от этого понимания, мое настроение заметно улучшалось, оно уже, чёрт возьми, смахивало на ликование!
