Колонны сдвинулись так тесно, что последние метры он бежал, локтями касаясь шероховатой поверхности гранитных столбов, но внезапно все изменилось. Стало просторно. Колонны расступились, выбросив человека в просторную освещенную круглую залу, края которой были выложены каменными брусками в половину человеческого роста. Обработанные человеческими руками, они выглядели как монолитное кольцо, окаймляющее священную залу. Только в одном месте кольцо было прервано, и сквозь образовавшийся проход к алтарю, возвышающемуся в середине круглой залы, была проложена дорожка из белого камня, который выделялся на фоне черных гранитных плит.
Напротив Конана, по другую сторону алтаря, в глубокой нише сидело хрупкое человеческое существо, выполненное в камне. Совершенно нагой, в натуральный человеческий рост, худощавый с неразвитой мускулатурой он восседал на троне, опираясь на толстую каменную стену. На детском лице застыло выражение умиротворения и сосредоточенности. Ребенок. Перед варваром предстало окаменевшее дитя.
На грубом, ожесточенном лице Конана показалась улыбка. Рука с мечом ослабла и, успокоившись, опустилась к земле. В упор, немигающим взглядом, на него смотрели по-детски наивные глаза мальчика.
Лицо каменного ребенка напомнило варвару детство, отца, долгие ночи вокруг костра и страшные ночные истории, от которых у юного Конана кровь стыла в жилах и уходил сон, обрекая мальчика на грезы о подвигах и бесконечных сражениях с несметными полчищами врагов. Грезы ушли, но аромат детства остался и теперь вернулся к нему, принося воспоминания.
Конан пристально вгляделся в спокойное красивое лицо мальчика. Озорство в глазах сочеталось со скорбностью позы. Руки, взметнувшиеся над головой, пытались закрыть лицо от надвигающейся опасности. Но что могло угрожать мальчику в этой каменной крепости? Что могло испугать малыша, исказив страхом его тонкие черты?
В груди варвара всколыхнулось чувство жалости к каменному детенышу. Как искусен был резчик по камню, что ему удалось наделить скульптуру чертами человеческого характера, и киммериец, вглядываясь в мертвое каменное лицо, видел в нем живое существо.
Глаза ребенка, переполненные человеческими страданиями, были устремлены к каменному резному алтарю, на котором покоился огромный двуручный меч, инкрустированный драгоценными камнями. Время не тронуло лезвие, пролежавшее несколько столетий под сводами храма, не коснулось костлявой лапой смерти и разложения, оно оставалось неизменным, сверкающим и ослепительным.
