— Ганюшкин, ноги в руки и лети на пристань, по селектору выйди на связь с начальником пароходства или любым его замом и передай им лично телефонограмму, которую сейчас напишу.
— А если не будут подпускать к селектору? Если не будут давать пароходское начальство? — спросил тот без робости, без малейшего признака растерянности, исключительно для подстраховки спросил.
У лейтенанта Манечкина непроизвольно вырвалось:
— Или ты не матрос? — Спохватился и торопливо добавил: — По паролю «Вода» связь требуй.
С первых дней минной войны на Волге был установлен этот пароль, пользоваться которым разрешалось в исключительных случаях. А разве сейчас не исключительная обстановка сложилась?
По этому паролю прекращались все разговоры на линии и адресат давался без промедления.
Тут же и написал телефонограмму: «Поражен бездействием пароходства. Переправа в районе Черного Яра абсолютно не обеспечена плавсредствами».
И подписал: «Манечкин».
Умышленно одной фамилией подписал: был уверен — пароходскому начальству и в голову не придет, что столь категоричную телефонограмму осмелился послать самый обыкновенный лейтенант.
Перечитал написанное, подумал и добавил: «Если меры не будут приняты немедленно, доложу ГКО».
— А копию, для страховочки, шарахни в обком партии, — сказал он, протягивая Ганюшкину листок, вырванный из блокнота.
Ганюшкин, прочитав текст, пытливо и сочувственно взглянул на лейтенанта, бережно упрятал телефонограмму под фланелевку, подчеркнуто уважительно козырнул и почти побежал к ближайшей пристани, до которой было километра четыре.
Лейтенант Манечкин, давая эту телефонограмму, знал, что если она не сработает сразу, если начнут узнавать, разбираться: а кто он такой, этот таинственный Манечкин, наделенный столь большими правами, что выражает свое недовольство самому начальнику пароходства, — ему придется очень туго. Может быть, и до трибунала дело дойдет. Но теперь, когда Ганюшкин ушел, отступать было поздно, и он, спрятав свои переживания внутри, продолжил, словно ничего особенного и не случилось:
— Злобин…
— Слушаю вас, товарищ старший морской начальник, — немедленно откликнулся тот, вставая, вытягиваясь по стойке «смирно».
— Даю вводную. Стемнело. Появились фашистские самолеты. Что предпримете, чтобы спасти вот этих людей от бомб и пулеметно-пушечного обстрела с самолетов?
Злобин медленно прошелся глазами по высокому обрыву, который почти отвесно падал к прибрежной гальке, по женщинам и детям, грудившимся на узкой полоске земли между рекой и тем обрывом.
