«Не подведи, малыш — мысленно умолял его хозяин, косясь на часы — по времени, было, пора уже начинать. — Не опозорь перед девушкой. Не дай прослыть дешевым трепачом».
Политический обозреватель Жуков с экрана объяснял студентам, как вредно слушать западные «радиоголоса».
Дз-з. «Роман миллионера и проститутки. Джулия Робертс и Ричард Гир в фильме «Красотка». Смотрите на первом!». Телевизор внял-таки мольбам Гены.
Рита тихонько ойкнула и посмотрела на Гену — тот победно улыбался: ну, что, видала! Девушка встала с дивана и подошла к телевизору — нет ли здесь, какого фокуса. Аппарат, как аппарат, вроде никаких хитростей. Она даже заглянула сзади: там припорошенная пылью панель, с воткнутым шнуром от антенны — и более ничего.
— Как ты это делаешь? — спросила Рита хозяина.
— Ничего я не делаю. Он сам. Примерно в одно и тоже время, утром и вечером.
— И только у одного тебя это показывают?
— Похоже, что так.
— А что это такое?
— Ритуля, я не знаю. Сам обалдел, в первый раз, две недели назад. Он мне вместо «Времени» как выдал: реклама, боевик какой-то, секс. Ну и пошло — каждый раз чего-нибудь такое выкинет…
Рита, озадаченная, молчала, глядя на экран. Там возник человек, кого-то ей напоминающий и заговорил удивительно знакомым голосом.
— Хазанов, — неуверенно предположил хозяин.
— Кто? — переспросила девушка.
— Гена Хазанов, который из кулинарного техникума.
— Нет, что ты. Хазанов моложе. Но как похож, а? Может родственник его? Папа?
«Изменившийся Хазанов» изобразил на лице застывшую глуповато-надутую маску и, стоя истуканом, заговорил «деревянным» голосом, запинаясь языком о каждое слово:
«… в Париже это ейфелевая башня, кх, кх, в Риме — развалины Колизея, кх, кх, в хорошем состоянии…»
Хозяин и его гостья покатились со смеху и разом испуганно глянули друг на друга, поняв, кого изображает артист, так похожий на Хазанова.
— Брежнев, — озвучила догадку Рита. — Генка, не может этого быть!
— А я тебе что говорил. Конечно, не может.
«Папа-Хазанов» расстарался вовсю, веселя и удивляя. Он изображал и разных недотеп и вождей, не щадя никого, издеваясь над сами-самыми «неприкасаемыми». Студенты надорвали животы от хохота, наслаждаясь буйством свободы, ворвавшейся в их мир заплесневелых догм. Они сидели рядышком на диване, и волосы девушки приятно щекотали Генино ухо. От гостьи очень знакомо пахло. «Польские духи «Быть может»», — определил студент. У мамы были такие же — он сам ей купил на Восьмое; дикую очередь отстоял. Гена осторожно просунул руку между спинкой дивана и спиной гостьи. Мысли его скакали, исходящее от Риты тепло опьяняло почище портвейна. Но хорошее имеет свойство быстро кончаться.
