Марвилец заметил своим спутникам, что парень говорит дело, и предложил, чтобы каждый дал Якову по мелкой монете, а то, не дай бог, еще и их схватят как укрывателей камня. И сам дал ему два экю и монетку в придачу, за ним приятель Николя дал обещанные четыре экю, а сам Николь – восемь рейнских флоринов и прибавили мелочи примерно на дукат,[54] а затем потребовали камень, и Яков полез за ним. Со скорбной миной и со слезами на глазах попросил он их снять шапки, потому что он, дескать, покажет им такое, чего они сроду не видывали, и они послушались его. Тогда он достал крепкий ларчик и открыл его: внутри, бережно укутанный в вату, лежал камень. Все трое по очереди, с обнаженной головой и преклонив колено, поцеловали камень – так велел Яков. Затем Николь потребовал, чтобы камень доверили ему, поскольку он внес самую большую долю, и компаньоны, выполняя уговор, согласились на это. По совету Якова, камень зашили в рукав его камзола, выше локтя. Покончив с этим, путники собрались было распроститься с Яковом и двинуться дальше в Рим, но тот принялся плакать и умолять их, говоря, что в полулье от того места расположена застава и что он боится идти туда в одиночку. «Известно же, что я иду один, и стоит мне появиться, как меня тут же заподозрят. Ради господа бога, пусть кто-нибудь из вас проведет меня через эту заставу».
Услышав это, три спутника переглянулись, и сперва Николь, а за ним и его приятель отказались – ни у того, ни у другого не было никакой охоты идти. Ну а третьему, марвильцу, только того и надо было. «Ей-богу, господа, – сказал он, напустив на себя сострадательный вид, – по-моему, надо пойти с ним. Свою долю за камень, хоть и меньшую, чем ваша, я тоже внес, однако, если вы обещаете подождать меня в таком-то месте, – он назвал, где именно, – в одном лье отсюда, и не обманете, я готов из жалости и милосердия проводить этого беднягу, мы и так отобрали у него камень, неужели же мы еще откажем ему в спасении. Как хотите, а я этот грех на душу не возьму, хотя, если нет у вас совести, вам, конечно, ничего не стоит надуть меня и уйти одним». На это Николь Соваж ответил ему за себя и за приятеля, что судьба мошенника их нисколько не волнует и сами они никуда ходить с ним не собираются. «Однако же, – сказал он, – если вам непременно хочется проводить его, идите на здоровье, мы же даем Местное слово ждать вас, где скажете, ровно день, до самого вечера». На том и сошлись. Марвилец остался весьма доволен таким обещанием.
