Случилось, однако же, невесть по какой причине (то ли он перегрелся, то ли перезяб, то ли поел чего-нибудь такого себе не на пользу), что пес этот сильно захворал. И от той хвори околел и из сей юдоли прямехонько отправился в собачий свой рай.
Что же сделал добрый пресвитер?[27] Дом его, то есть церковный дом, стоял под самым кладбищем, и вот, видя, что пес его от сего мира преставился, не счел он возможным такую умную и добрую животину оставить без погребения. А посему вырыл он яму неподалеку от своей двери, которая, как сказано, выходила на кладбище, и там закопал его и схоронил. Велел он начертать на оном эпитафию, – этого не знаю, а потому молчу.
Немного времени прошло, как весть о кончине доброго поповского пса разнеслась по деревне и окрестным местам, и так распространилась, что дошла до ушей местного епископа вкупе со слухом о христианском погребении, устроенном хозяином. Посему вызвал епископ того священника к себе повесткою, которую вручил какой-то приказный.
– Увы! – сказал поп приказному. – Чем я погрешил и кто меня вызывает? Ума не приложу, что суду от меня нужно.
– Ну, а я-то, – отвечал тот, – и вовсе не знаю, в чем тут дело; разве только в том, что вы зарыли своего пса в святом месте, куда опускают тела крещеных людей.
«Ах, – подумал священник, – вот оно что!»
Тут впервые пришло ему на ум, как неладно он учинил, и сказал он себе, что дело его плохо и что ежели он даст себя засадить в тюрьму, то быть ему ободранным как липка, ибо монсеньор епископ, слава тебе господи, самый жадный прелат во всем нашем королевстве, да и есть при нем такие люди, которые умеют качать воду на его мельницу бог знает как.
«Итак, придется мне раскошелиться, так уж лучше раньше, чем позже».
Он явился в назначенный срок и прямехонько направился к монсеньору епископу, который, едва его завидев, прочел ему длинную рацею по поводу христианского погребения собаки и так чудесно расписал его казус, что казалось, будто наш священник меньше согрешил бы, ежели бы прямо отрекся от бега. И под конец всех своих речей приказал он отвести священника в узилище. Когда наш поп услыхал, что его хотят бросить в каменный мешок, он попросил, чтоб его выслушали, и монсеньор епископ дал на то согласие. А надо вам знать, что при сем разбирательстве присутствовало множество важных особ, как-то: официал,[28] промоторы,[29] письмоводители, нотарии,[30] стряпчий, и прокуроры, и многие другие, радовавшиеся необычайному случаю с бедным попом, который пса своего предал освященной земле.
