Но ужаснее всего были здесь сами люди. Они теснились друг к дружке — увечные, безглазые, с язвами на щеках, с текущим из ушей гноем… Никто не брезговал — все были одинаково отвратительны. Пришелец даже не мог решить, кто из них страдает больше.
Он остановился на пороге, держа пострадавшего, точно ребенка. Ноги-палочки и истощенные руки раненого болтались, как плети.
— Привет, — хмуро проговорил чужак. — Меня зовут Конан. Я из Киммерии. Этот человек неожиданно выскочил прямо перед моим конем. Заберите его.
В полном безмолвии он прошел через таверну и уложил бедного уродца прямо на столы, опрокинув при этом несколько щербатых глиняных кружек и разлив жидкое пойло, которое хлебали посетители таверны.
Темная кровь все еще вытекала из раны. На голове была рассечена кожа, но казалось, будто череп проломлен — рана имела устрашающий вид. Волосы, серенькие и реденькие, слиплись, лицо, и без того несчастное, превратилось в сущую маску страдания. Казалось, бедняга вот-вот испустит дух.
— Делайте с ним, что хотите, — проворчал Конан. — Вы здесь все на людей-то не похожи… Я не знаю, может, то, что помогло бы мне, этого бедолагу просто убьет.
— Ты так думаешь? — нарушил молчание один из сидевших за столом. Он говорил тихо и спокойно, как будто вид людей с проломленным черепом и рослых незнакомцев для него самое привычное дело.
— Ну, не знаю, — немного смутился киммериец. — А ты что посоветуешь?
— Надо перевязать ему голову. Промыть рану. Посмотрим, может, нет опасности для жизни… Хотя тут все опасно для жизни. Наверное, ты это уже понял, Конан из Киммерии.
— Понял, — хмуро сказал Конан.
— За работу! — слабым голосом распорядился говорящий. Это был горбун с очень длинными руками и печальным, красивым лицом, наполовину скрытым под космами нечесаных волос, похожих на войлок.
Кругом зашевелились, закопошились. Принесли лампу, которая добавила к чаду вонь прогорклого масла. Вытащили корзину с мятыми влажными тряпками.
"Все, что осталось от старины Моки", — пояснил невнятно горбун. Конан не стал уточнять, что именно имелось в виду.
Рана действительно была совсем не такой страшной, как казалась на первый взгляд. Конан умело промыл ее, выказывая сноровку, присущую заправским костоправам и опытным воинам. Повязка быстро пропиталась кровью.
— До свадьбы заживет, — мрачно пошутил варвар.
Никто даже не улыбнулся. Кругом вздыхали и сопели, обмениваясь жалобными взглядами. Один из местных жителей вынул из уха кусок тряпки, пропитанной гноем, и, пользуясь тем, что вытащили корзину "старины Моки", добыл себе свежий лоскут.
