(Аркадий Ваксберг. Гибель Буревестника. М. Горький:
последние двадцать лет.)
Растроганный всеми этими знаками внимания, Алексей Максимович то и дело смахивал слезу.
Всенародная любовь, в которую его окунали, далеко не всегда была искусственной, умело организованной: настоящих, искренних почитателей у него тоже было немало. Но и официальные почести тоже грели его сердце.
Нельзя сказать, чтобы он был к ним так-таки уж совсем равнодушен.
«Возвращение» Горького было грандиозным политическим событием. Без преувеличения можно было бы сказать, что оно было главным политическим событием года, если бы не то, что оно совпало с другим политическим событием, для Сталина не менее важным.
В то самое время, когда Горького, чествуя высокого гостя, возили по заводам и фабрикам, институтам, редакциям газет и другим учреждениям, под председательством А.Я. Вышинского (громкая известность его была еще впереди) разворачивался «открытый» судебный процесс над «инженерами-вредителями». Это было знаменитое «Шахтинское дело». В Шахтинском районе Донбасса была якобы раскрыта крупная вредительская организация, созданная бывшими шахтовладельцами и группой инженеров — старых специалистов. Руководили «шахтинцами», как утверждалось в обвинительном заключении, из-за границы, из так называемого «парижского центра», объединившего крупнейших русских капиталистов-эмигрантов.
Ход этого процесса (он проходил с 15 мая по 5 июля) подробно освещался во всех тогдашних газетах.
Давно уже не секрет, что дело это было чистейшей воды липой — первой ласточкой в череде фальсифицированных судебных процессов, срежиссированных, а затем и поставленных Лубянкой.
На разных собраниях и торжественных встречах Горького постоянно побуждали к тому, чтобы он высказал свое отношение к этому процессу. Но он отмалчивался.
5 июля (Горького в это время возили уже по стране, и в каждом городе его встречали восторженные толпы народа) суд вынес подсудимым приговор: пятеро из них были расстреляны, остальные (их было больше сорока) получили разные лагерные сроки. Все советские газеты были полны проклятиями в адрес разоблаченных злодеев-вредителей. Сталину, разумеется, было крайне важно, чтобы великий гуманист санкционировал эту акцию — первый его, сталинский «пробный шар». Но великий гуманист и тут промолчал: не откликнулся на это событие ни единым словом.
Два года спустя «Шахтинское дело» получило продолжение и развитие.
3 сентября 1930 года — по специальному постановлению Политбюро — в газетах (в хронике) было опубликовано следующее сообщение:
