Кормчий впился взглядом в горизонт и с замиранием сердца следил за тем, как вдали обозначаются контуры судна. К «Дельфину» стремительно неслась узкая галера, на мачте которой реял пурпурный стяг. Дьониджи едва не застонал от досады. Проклятый пьяница, накликал-таки беду! Не видать теперь Мессантии, как своих ушей. Прощай, родная гавань! Прощайте мечты о тихой старости в маленьком беленом домике среди виноградников, о неспешных беседах на берегу, где сохнут сети и чернеют днища перевернутых лодок. В воображении аргосца быстрее молнии промелькнули нехитрые грезы, которые помогали терпеливо сносить тяготы, держали на плаву. Дородная подруга жизни с круглым приветливым лицом, гурьба ребятишек, справное хозяйство и он сам, седой, но все еще крепкий, как старое дерево, окруженное молодой порослью. К чести Дьониджи он недолго оплакивал крушение надежд и мысленно поклялся прихватить в путешествие к Серым Равнинам не менее десятка врагов.
«Пираты! К оружию!» — крикнул кормчий, и вскоре немногочисленная команда барка, вооруженная луками и мечами, затаилась под защитой ограждавшей борт решетки. Это были люди не робкого десятка, привыкшие отстаивать право на жизнь в ежедневной борьбе. Но что может горстка храбрецов, если ей противостоит орда головорезов?
К Дьониджи подбежал, задыхаясь, внезапно протрезвевший купец.
— Что за переполох? — пробормотал он.
— Скоро нам придется дать бой. Это пираты.
— Пираты?.. А почему мы не пытаемся оторваться от них? Почему ты не посадил людей на весла? — мямлил Эмерико.
— Бесполезно. Нас все равно нагонят. Команда только выбьется из сил. Мы обречены. Остается умереть по-людски…
— Ум-мереть? Что ты м-мелешь? — От страха толстяк начал запинаться на каждом слове.
— Это не просто пираты. Это демоны Белит. Ее прозвали Королевой Черного Побережья. Она и раньше наводила ужас, а теперь, когда у нее появился дружок — какой-то великан, одним махом разрубающий человека пополам, от головы до пояса, — и вовсе не стало жизни. От самого Асгалуна до устья мертвой реки Зархебы люди вздрагивают при одном слове «Тигрица». Так зовется эта проклятая галера.
Кормчий сказал правду. Тяжеловесное купеческое судно в основном приводилось в движение силой ветра, надувающего парус. Весла пускали в ход лишь возле берега, и было их не больше шести по каждому борту. Тихоходный барк, обремененный грузом, имел не больше шансов ускользнуть от стремительной «Тигрицы», чем раскормленная курица — от когтей ястреба.
