Но что это?
Его рука схватила пустоту! Там, где только что были дорогие его сердцу таблички, теперь не оказалось решительно ничего.
— Это катастрофа, — сказал бритунец, обращаясь сам к себе. Он отступил на пару шагов и внимательно осмотрел пыль у себя под ногами на тот случай, если по неосторожности выронил таблички.
Но и в пыли под ногами они не обнаружились.
— Боги! — вздохнул бритунец. — Как такое могло случиться? Где же я потерял их?
Конан наблюдал за ним со стороны и никак не мог решить для себя: то ли этот человек нарочно разыгрывает комедию, чтобы сбить вора с толку, то ли он и в самом деле настолько наивен, что вообразил, будто сможет продержаться в шадизарской толпе дольше колокола и не быть обокраденным.
И тут он заметил, что бритунец смотрит прямо на него.
«Проницателен, как демон!» — подумал Конан, сохраняя, однако, невозмутимое выражение лица.
— Любезный! — окликнул его бритунец. — Ваш облик заставляет меня предполагать в вас честного человека…
— Э? — проговорил Конан с таким видом, словно он был очень недоволен тем, что его отвлекают от важных мыслей и интересного зрелища.
— Видите ли, — непринужденно продолжал бритунец, — со мной случилась нелепейшая история. Я где-то обронил мои восковые таблички. На них нет ничего особенного — так, мысли по поводу и вовсе без повода, но все же они ценны для меня. Вы случайно их не замечали где-нибудь поблизости? Я был бы вам очень обязан…
Конан молчал. «Как это он сразу догадался? — мелькало у него в мыслях. — Неужели я плохо сработал? Но в любом случае таблички у меня, и этому толстосуму придется раскошелиться, чтобы получить их обратно».
Тем временем дервиш продолжал невозмутимо жевать стекло.
Бритунец подошел поближе к Конану и указал на дервиша:
— Поразительное по силе зрелище! А вас, я гляжу, не слишком впечатляет?
— Ну, — сказал Конан, — я всякого навидался. Да.
Бритунец приподнял бровь, но промолчал.
Дервиш наконец покончил со стеклом и высунул язык, чтобы показать, что он не поранился. Обступившие его зрители разразились криками и аплодисментами, в глиняную плошку для сбора подаяния полетели медные монетки.
Заграт бесстрастно наблюдал за этим дождем изобилия. Когда монетки иссякли, а восторги зрителей улеглись, Заграт продолжил представление. Он вытащил из своей котомки десяток гвоздей и молоточек.
— Не хотите ли вы мне сказать, что он будет заколачивать гвозди прямо в свое тело? — прошептал бритунец на ухо Конану, которого, очевидно, уже считал своим приятелем.
