— Будем считать, что предварительная договорённость нами достигнута, — с видимым облегчением произнёс Франклин, разворачивая приготовленные бумаги, — остаётся уточнить детали. Не будем терять времени, ведь время — деньги.[29]
Луи-Жозеф де Монткальм-Гозон углубился в изучение документов, а советник Бюжо и Джон Адамс ещё раз обменялись взглядами.
«Надеюсь, у тебя хватит ума попасть в число тех, кто «пожелает принять посильное участие в управлении» новыми землями его величества Людовика XV, — подумал Бюжо, — за «нашим одобрением» дело не станет. Короли приходят и уходят, а мы — мы остаёмся».
«У меня есть шансы оказаться в числе «одобренных кандидатур», — подумал Адамс. — А имя — моё имя легко можно сменить на Жан Адамо, какая разница? Противостояние наций закончилось, а религиозное противостояние мы выиграем — французы-католики бесследно растворятся в массе английских пуритан и французов-гугенотов. И лет через двадцать…»
Люди Круга умели находить общий язык…
* * *
1762 год
На улицах Нувель Орлеана бушевал праздничный карнавал. Разноязыкий город, родившийся полвека назад из слившихся посёлков, рассыпанных вдоль берегов Миссисипи, праздновал свой день рождения и одновременно — окончание колониальной войны. Где-то там, далеко, за морями, в Европе, Азии и Африке, война ещё продолжалась, но в Северную Америку уже пришёл мир. И горожане всех цветов и оттенков кожи — французы, испанцы, индейцы, негры, метисы, квартероны, — веселились бурно и самозабвенно, опьяняясь вином, музыкой, улыбками женщин и ощущением радости жизни.
Французские земли — земли Новой Франции, — осенённые королевскими лилиями, простирались теперь от скал Ньюфаундленда на севере до границ испанских владений на юге и от побережья Атлантики на востоке до великих прерий на западе. И ждала своей участи прилепившаяся к телу материка испанская Флорида: времена конкистадоров канули в Лету, и только союзный договор Испании с королём Людовиком XV спасал Флориду от захвата её французами — пока ещё спасал.
В Новой Франции проживало больше трёх миллионов человек, и многие из них уже называли себя американцами. И все они — и приехавшие недавно, и местные уроженцы, — были полны кипучей энергии: той, что позволила им сорваться со своих насиженных мест и отправиться в далёкие края навстречу неизведанному. Они жили, сеяли, строили, торговали, воевали, богатели, рожали детей и надеялись, что дети будут жить лучше своих родителей. Разделённые границами колоний великих держав, американцы полтора века смотрели друг на друга с опаской, не выпуская из рук карабинов, но теперь этих границ больше не было: осталась только общность судеб.
