– А где ж Василий наш? – спросили некоторые люди.
– Здесь я, тех-тех, – закряхтел клоп Василий, откуда-то взявшись.
Хитиновой лапой он ловким ударом киллера рассек жилу на шее Ефремовой и припал к любимому вампирскому занятию своему, под свистящие, булькающие храпы, бушевавшие вокруг него.
...Спустя некоторое время пришел сенатор Макгроу.
Он вырвал из глаза своего вилку и воткнул ее Мосину в темя. На голове Мосина покачивалось теперь уже две вилки. Над этим нелогичным обстоятельством Мосин глубоко задумался во сне.
Потом раздался механический скрежет, – в воздухе показался гроб с привязанным лейблом.
– Англо-американский! – ахнул Макгроу. – Значит, пришел в жэк контейнер из Англии-Америки!
Гроб на всей скорости ухнул рядом с Макгроу, из него наполовину вывалилась гордая и удовлетворенная Прокофьева.
Она ткнулась головой оземь, и храп ее низко пополз по земле.
Почесывая грудь татуированной рукой, рядом с Макгроу уснул и адмирал в отставке в цветастой юбке из модного гардероба Прокофьевой.
Показался и Федор Иванович Заря, чудесным образом возродившейся из порошка в баночках; готовясь ко сну, он шел присядкой под звук гармони, угрожающе надвигаясь веселым туманным лицом на косяк двери. И когда косяк разлетелся вдребезги, уснул удовлетворенный, пробормотав: ух, сердечный, какой я...
Стали подползать Тихомирова, Чанская и тоже засыпать. Прискакала скок-поскок Говорушкина и тоже уснула.
Из рюкзака убежал Мешков, он же Лелин, прихватив на плечи давно храпящую Воинову. Они легли рядом с Говорушкиной.
Далее возвышалась всем телом своим в импортных всяких одеждах Валентина Теремкова. Ее окружали спящие двойниковые старухи. Иные из них продолжали сонно ощупывать ее, бормоча:
– А титьки твои молодежные не из творога ли?
Солнце жарило и жарило...
Постепенно изо ртов людей вдруг стали выползать на свет божий их прогорклые печени, трухлявые почки зеленого цвета; полезли кишки с кровью, ошметки лука и моркови, куски мяса вперемешку с серыми клочьями шкур, с костями крупными и мелкими.
Огромная влажная крыса высунула узкую морду, стала облизывать лицо Майского. Потом полезла по другим лицам, тяжело таща влажное брюхо и длинный хвост.
Солнце поднялось еще выше.
С лиц пенсионеров вдруг сползли черты, словно расплавленные, – отвалились жидкие волосы, обнажились серые мозги со всяческими помыслами в них.
Вскоре и это все расплавилось под лучами солнца, стали разваливаться тела – повсеместный начавшийся глубокий белковый распад теперь уже принял необратимый ход. Образовавшаяся масса стала набухать, словно тесто, шириться. Потом эта масса медленно, но верно поползла к домам.
