Царственная блудница | страница 91
Елисавет поспешно потупилась и скрыла торжествующую улыбку, потому что было очевидно: императрицу сей роскошный комплимент приведет в ярость. Царевна уставилась в пол, даже не ответив любезному китайцу, и думала: небось запухшие от слез глазки племянницы Анны именно настолько узки, как хотелось бы китайцу!
Да, да, у Анны Леопольдовны, наследницы императрицы Анны и ее родной племянницы, в ту пору были вечно заплаканные глаза, потому что тетушка-императрица норовила поскорей выдать ее замуж, а ей нипочем не нравились оба жениха: ни Петр, принц курляндский, сын теткина любовника Бирона, ни принц брауншвейгский Антон-Ульрих. Анна была до одури влюблена в саксонского посланника Мориса Линара, и стоило императрице об этом проведать, как она мигом выдворила красивого саксонца из России. Вот отчего была заревана малышка Анна! В тот вечер Морис Линар присутствовал на куртаге последний раз, он подходил прощаться ко всем дамам, подошел и к царевне Елисавет и воззрился на нее своими очаровательными, в самом деле очаровательными и томными черными глазами...
Боже правый!..
Боже правый! Да ведь это Линара – постаревшего, пополневшего, почти начисто утратившего обольстительность и очарование – она только что видела!
Мыслимо ли это? Бывший саксонский посланник – в стенах английского посольства в России, да еще Гембори рекомендует его как некоего мистера Колумбуса...
Одно из двух: или Гембори врет, или Линар здесь и в самом деле под именем Колумбуса, то есть инкогнито...
Странный вечер. Призраки прошлого чуть ли не толпой явились к императрице... зачем? Чего ради?
Она вновь начала отыскивать глазами Линара, однако в это мгновение из соседней комнаты появился кавалер д’Эон в платье с таким перекошенным кринолином, что Мавра Шувалова возмущенно плюнула прямо на сверкающий посольский паркет (она была чрезвычайно вольна насчет манер!), а Михаил Илларионович Воронцов весь побелел, но потом все же направился к д’Эону – сообщить, что она отстранена от своих обязанностей лектриссы императрицы, а также объявить его персоной нон грата, подлежащей немедленно высылке из страны.
Приблизительно такую же весть следовало сообщить и Гембори – то есть он мог бы тоже оказаться персоной нон грата, если бы продолжал давать пристанище в своем доме Никите Бекетову.
Санкт-Петербург,