– Я так и думал, – пробормотал Гембори. – Судя по ловкости, с которой она от тебя удрала, это мог быть только он...
Гарольд и стоявшая неподалеку, а потому слышавшая этот разговор Афоня недоумевающе воззрились на сэра Уильяма. Так она или он?!
– Какая жалость, что не удалось схватить его, – продолжал Гембори. – И вы, Атенаис, ее тоже не видели?
Скажем прямо: Афоня была так зла, что испытывала величайшее искушение выдать «польку» и чуть было не сделала этого, однако в последнее мгновение спохватилась: прежде всего она выдаст себя! Ведь придется признать, что прятала «польку» в шкафу в фехтовальной зале, и скрывала это, и обманывала Гарольда... Поэтому она сочла за благо помотать головой, угрюмо провожая глазами Бекетова, который, обхватив француженку за талию и преглупо хихикая, словно пьяный солдат, увлек ее в соседнюю комнату.
– Да вы только поглядите! – возопил изумленный Петр Шувалов. Однако в том восклицании не было никакой нужды – все собравшиеся и так смотрели только туда.
– Грязный развратник! – дрожа от злости проговорила, словно выплюнула, Елизавета Петровна. – Они оба – грязные развратники! – С трудом перевела дух, отпихнув Мавру Шувалову, которой, видимо, взбрело в голову, что государыня недалека от обморока, и которая лезла к ней с веером, так ретиво им размахивая, что локоны на мраморном императрицыном лбу растрепались. – Сейчас я в гостях и ничего не стану предпринимать в чужом доме, но, клянусь, в своем дворце я ничего подобного не потерплю! Михаил Илларионыч! – окликнула она потрясенного Воронцова. – Потрудись довести до сведения мсье и мадемуазель д’Эон, – она выделила имя голосом, – что в их, – опять выделила голосом, – услугах я более не нуждаюсь. И чтоб ни слова о них более! Вас это тоже касается, господа! – Императрица поочередно оглядела Шуваловых. – Кто за них вступится, рискует опалою, да пресерьезною! – И тут она сорвалась на крик: – А об этом содомите Бекетове... об этом развратнике ежели от кого услышу, голову тому рубить велю, даром, что клятву нарушить придется!
И воцарилась тишина всеобщего оцепенения...
А жаль, между прочим, что она не воцарилась несколько раньше, потому что тогда все слышали бы звук пощечины, которой был награжден Никита Афанасьевич, а также разговор, который состоялся между ним и той особою, которой он оказывал такие недвусмысленные знаки внимания.
– Вы ведете себя как последняя скотина, сударь! – прошипела оная особа. – Как вы смеете?! Вы сумасшедший?
