прибывающие в Санкт-Петербург корабли и покупать
все новинки, привозимые ими: прежде, чем кто другой увидит, говорила Елизавета Петровна... И надо же, чтобы из всего изобилия нарядов для сегодняшнего бала императрица избрала именно этот! Бывают в жизни неприятные совпадения, но такого не могло измыслить самое пылкое воображение!
Афоня слышала некий рассказ, изобличающий причудливый (скажем так) нрав государыни. Как-то раз она вдела в прическу розу, идя на бал, но запретила всем своим придворным дамам украшать себя цветами, дабы никто не мог с ней сравниться. И вдруг видит прекрасную розу в волосах статс-дамы Натальи Федоровны Лопухиной! Эту даму Елизавета ненавидела – за близость к прежним правительницам, Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне, за высокомерие, с которым та и ее любовник Левенвольде относились к заброшенной Елисаветке... Памятуя, что Степан Лопухин, муж Натальи Федоровны, дальний родственник самой Елизаветы по линии отца, она, войдя на престол, его всего лишь оставила сидеть в Москве. Левенвольде отправился в сибирскую ссылку, а Лопухины отделались небольшим испугом. Так зачем же будить лихо, когда оно тихо?! Зачем этак выставляться?!
Императрица сочла подобную браваду Лопухиной оскорбительной. Трепеща равным образом от лютого гнева и от предвкушения предстоящего отмщения, она большими шагами подошла к Наталье Федоровне и вдруг рявкнула, перекрывая музыку:
– На колени!
В зале настала мгновенная тишина. Лопухина стояла неподвижно: то ли не сочла нужным повиноваться, то ли не поверила ушам, услышав этот почти гвардейский окрик, вполне достойный самого Петра, который, когда надо, умел так возгласить, что стеклянные кубки раскалывались вдребезги. Тут Елизавета нетерпеливо, зло ударила Наталью Федоровну по плечу, и та невольно рухнула на колени. Продолжая удерживать ее и не давая подняться, императрица крикнула:
– Ножницы мне подать!
Настало секундное замешательство, после коего ножницы были извлечены бог весть откуда, быть может, даже из-под земли, и поданы на серебряном подносике. Дрожа от ярости и наслаждения, Елизавета схватила их правой рукой, в то же время левой вцепившись в прядь светлых волос, украшенную розою.
Чик-чик! – и локон вместе с цветком свалился на пол. Императрица уставилась в расширенные, как бы незрячие глаза Лопухиной, которая от неожиданности и ужаса, чудилось, потеряла способность соображать, и со всего плеча отвесила ей две пощечины. А ручонка у Елизаветы была тяжелая, батюшкина...
