Тучи над ее головой сгущались, но она и Алексей Шубин были слишком упоены своей любовью, чтобы хоть что-то заметить. Тем внезапнее грянул гром.
Шубин был перехвачен – не в казармах, где это могло вызвать неудовольствие и даже бунт, а по пути к Елисавет, – арестован, разжалован из гвардии за участие в каком-то неведомом заговоре против императрицы – и немедленно препровожден под конвоем в Ревель. Там он какое-то время пребывал под домашним арестом, а потом был снова взят под стражу и возвращен в подвалы Тайной канцелярии. Ему предъявили обвинение в государственной измене, пытали, били кнутом, а затем отправили в вечную каторгу... невесть куда.
На Дальний Восток, такой дальний-дальний...
Только генерал-фельдмаршал Миних знал то место на карте, которое он небрежно отчеркнул ногтем, да за множеством забот сие очень скоро выветрилось из памяти даже у него. Сопровождающим бывшего лейб-прапорщика в ссылку был дан строжайший приказ нигде, ни в каких пересылках, не отмечать его имени, а по приезде в место назначения немедля женить его на какой-нибудь туземке.
Шубин был обречен на забвение.
Однако Елисавет не забыла его. Когда попытки выяснить судьбу нежданно пропавшего возлюбленного поставили ее на край бездны и оставалось совсем немножко до того, чтобы самой сорваться в эту тьму, угодив либо в тюрьму, либо в монастырь, она вновь притихла. Плакала, но по ночам. Горе таила в глубине сердца. Носила черное – якобы в целях экономии, а на самом деле сие обозначало ее траур. Чтобы не вызывать подозрения, внезапно ударившись в затворничество (да и не была она способна к телесному постничеству!), утешалась с другими мужчинами. И даже пламенно влюбилась в Алексея Разумовского! Однако частенько, оставив своего малоросса спящим на смятых простынях, царевна присаживалась к столу и, неуклюже водя пером по бумаге (каллиграфия не входила в число ее несомненных достоинств), смахивая с глаз слезы, слагала стихи в стиле писаний того времени, хоть немного облегчающие ее страдания:
Я не в своей мочи огнь утушить
Сердцем болею – да чем пособить,
Что всегда разлучно
И без тебя скучно.
Лучше бы не знати,
Нежли так страдати
Всегда по тебе!
Эти стихи были сложены для Шубина. Может быть, в одну из тех ночей Елисавет и дала себе клятву разыскать его во что бы то ни стало – когда взойдет-таки на престол. Может быть, именно эта клятва, а не только страх, отчаяние, неотступные увещевания придворного врача Лестока, французского посланника Шетарди, не только безоглядная поддержка гвардии и помогли ей в ночь на 25 ноября 1741 года на штыках преображенцев ворваться в палаты Зимнего дворца и совершить тот государственный переворот, который сделал ее из безобидной, веселой, шалой Елисавет императрицей Елизаветой Петровной.
