Сэр Уильям, являвшийся знатоком русских поговорок, разумеется, знал и английские. В числе знакомых ему была, очевидно, и такая, пришедшая в Англию из Индии: «Не может леопард изменить пятна свои». Иначе говоря, каким ты родился, таким и умрешь, не меняется суть и натура человеческая.
Особа, именовавшая себя Лией де Бомон, вполне с этим соглашалась. Она не могла перестать заниматься тем, для чего некогда родилась на свет, – шпионить. Вроде бы при русском дворе все складывалось так, как надобно для интересов французского короля, и императрица относилась к своей новой лектриссе более чем благосклонно, однако Лия понимала, что «черно-бурая лиса» так просто не сдастся и непременно попытается оказать какое-то противодействие подписанию договора. Пока все было тихо, но сия прожженная в политических играх особа готова была поклясться: в недрах английского посольства что-то готовится... но что именно?! Особенно подозрительным казался этот внезапно объявленный прием, который должен будет состояться в честь скоропалительной помолвки племянника сэра Гембори. Русская императрица, подзуживаемая Бестужевым, дала слово засвидетельствовать англичанам свое расположение и быть на сем приеме.
Лия де Бомон чуяла какой-то подвох, но в чем он крылся?! Догадаться об этом было немыслимо, тем более – вызнать наверняка. А как хотелось... Вот если бы у нее имелся свой человек в этом вражеском гнездилище...
А что, если попытаться проникнуть туда самой? Послушать, подсмотреть... иной раз самая малость, внешне незначительная, может сыграть роль поистине решающую.
Лия де Бомон с трудом отыскала в своем довольно роскошном гардеробе одежду попроще, решив в случае, если с кем-то столкнется при попытке проникнуть в дом, выдать себя за служанку, которая ищет места. Лия прекрасно понимала, что прикинуться русской ей даже и думать нечего (сэр Гембори слыл знатоком туземного наречия), и намеревалась изображать из себя польку, ибо немножко знала этот язык (была у нее одна добрая знакомая – польская дама, которая и научила ее своему шипящему говору), а впрочем, она от души надеялась, что англичане польский не учили и того десятка слов, которым она владела, ей вполне достанет для маскировки. Лучше всего у нее получалось «пся крёв», самое ужасное польское ругательство, а также выражение благодарности – «дзенькуе бардзо». В репертуаре было также слово «урода», что означало красавица, «вонявки», то есть духи, ну и еще пара-тройка столько же остро необходимых выражений.
