Но ничего этого Черепашка писать не стала. Все же, чтобы ни говорил Гена, но изменилась она за эти полгода. И было бы странно, если б этого не случилось! Прерывисто вздохнув, словно решившись на что-то важное, Люся стерла все, что написала и быстро-быстро застучала по клавишам.
Привет! Конечно, приятно, что ты обо мне такого высокого мнения, но не признаться не могу: я нарочно кокетничала с Ником. Считай, что назло тебе. Ты разозлился, и я этому очень рада. Видишь, какой я теперь стала? Спасибо, что не устроил в клубе драку. А рок-звезды – тоже люди. Они бывают разные! Защищать меня не от кого, но за заботу опять же спасибо. Очень рада, что ты теперь читаешь не только про Гарри Поттера, но и русскую классику...
Тут Люся хотела указать на то место его письма, которое являлось почти что цитатой из чеховской «Чайки»: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее...», но, подумав, не стала этого делать. Она снова перечитала все, что написала, выделила весь текст черным полем и... удалила его. Лишь с третьей попытки Черепашке удалось написать ответ. И получился он вот каким.
Гена! Я очень рада, что ты мне написал. Давай больше не вспоминать эту глупую историю с Ником. И вообще, давай не вспоминать прошлого! Во вторник, после школы, я свободна. Если тебе до сих пор по каким-то причинам страшно и стыдно мне позвонить, сообщи свой номер. Ведь я его не знаю! Буду ждать.
Люся.
Нет, Лу не стала рассказывать Черепашке о том споре. Но сидеть сложа руки и спокойно наблюдать, как ее лучшая подруга второй раз падает в одну и ту же пропасть, она просто не могла. Лу решила действовать через Лелика. Предварительно выведав у Люси о времени очередной съемки, она позвонила Елене Юрьевне. Лу заявила, что речь пойдет о жизненно важных вещах. Не на шутку встревоженная женщина без лишних вопросов согласилась на встречу. Тем более, что ей и самой все эти дни было как-то не по себе: поведение дочери настораживало.
– То-то я смотрю – два дня ходила как в воду опущенная, а потом веселой такой стала – шутит, смеется... – Елена Юрьевна вздохнула. – И молчит, главное, как партизан!
– Вот и поговорите с ней сами! – Лу подула на дымящийся в чашке кофе.
Они сидели на кухне. За окном шел дождь. И хотя на часах было три часа дня, Елена Юрьевна включила верхний свет.
– Не люблю такую погоду. На душе сразу неуютно делается... Вот и зажигаю свет во всех комнатах. – Лелик нервно накручивала на палец льняную клетчатую салфетку. – «Поговорите!» – передразнила она Лу, с неожиданной злостью отбросив салфетку в сторону, будто в том, что происходило с ее дочерью, виноват был именно этот клетчатый лоскут. – Легко сказать! Во-первых, Люся-то мне ничего не рассказывала, а во-вторых, даже если расскажет, что я могу сделать? Она ведь уже взрослая!
