Пригнувшись в низких дверях, в горницу вошел Паллас в простом коричневого цвета, но хороши сшитом кафтане и белом пудреном парике. За ним вступила Амалия Карловна, в скромном, но также хорошо сшитом платье. Она мило улыбалась. Оба непринужденно ответили на приветствие хозяина и присутствующих. За ними следовали молодые ученики Никита Соколов и Василий Зуев. Никита Соколов только недавно вернулся из самостоятельной поездки.
Гости и хозяева сразу шумно стали размещаться за большим столом, который весь был уставлен едой и питьем. Тучный воевода любил покушать, любил и угостить.
Василий Зуев поначалу попал на середину стола. Рядом с ним усадили дочь местного благочинного, пухлую, как сдобное тесто, поповну. Затянутая усилиями девок в нарядное атласное платье, перекупленное у ссыльных конфедератов, она сидела смирно, не в силах перевести дух. Василию было смешно и жалко ее. Поповна ничего не ела, по лицу ее стекал пот. Но скоро Зуева позвал Паллас. Академик, слабо зная русский язык, никак не мог столковаться с Веревкиным. Зуеву пришлось помогать. Он то подсказывал Палласу по-немецки, то поправлял его коверканную русскую речь. Разговор велся о богатстве местного края, о торговле, горном промысле, занятии населения.
— Бога гневить нечего, — навалившись на стол телом, говорил Веревкин, — наша Исецкая провинция, сударь мой, богата. Леса дремучие, богатств горных невесть числа. Хлеб родится хорошо. Скота? Да его у башкир или у орды хоть даром бери, хоть сам по степи разводи. Только людишек мало.
— А почему? — полюбопытствовал ученый.
— Где их возьмешь, людишек-то? — оживился воевода. — По России-матушке почти все мужики по помещикам розданы. А помещики за Урал-камень поселяться боятся. На казенные заводы гонят каторжников да приписных. А те, чуть что, в Сибирь норовят бежать. Солдат мало, а казаки — народ не шибко надежный.
2
Товарищ воеводы Свербеев, чтобы занять гостя, подвел к нему одного из конфедератов, высокого старика в поношенной венгерке. Старик с сивыми усами и большой копной седых волос был учителем. Он хорошо был ознакомлен с природой и жизнью местного края, изъяснялся по-немецки, понимал и латынь, поэтому с Палласом мог свободно обходиться без переводчика. Василий Зуев был отпущен.
Гости засиделись у воеводы допоздна и их разводили по домам дворовые слуги и казаки.
Долго лаяли по пустынным темным улицам собаки, растревоженные необычным для них поздним хождением.
На другой день неугомонный академик, взяв с собой Соколова и Зуева, отправился в Екатеринбург. Гайнан вернулся в Уфу. Никифор нес гарнизонную казачью службу. Ксенофонт остался в крепости один.
