Не только старший лейтенант Загоскин, все его матросы при каждом удобном случае в голос твердили это. Потому, услышав, что их догоняет крейсер «Киров», капитан Исаев повернулся лицом в ту сторону, куда призывал посмотреть старший лейтенант Загоскин. Поспешно оглянулся, хотя сегодня мог рассматривать крейсер с самого рассвета и до тех пор, пока их транспорт не снялся с якоря; от увиденного утром сейчас в памяти только и осталось, что он — большущий корабль, у которого приподнятый нос и две широкие дымовые трубы с косым срезом к корме. И еще запомнил (казалось — на всю жизнь) его переднюю мачту. Огромную. Являющую собой нагромождение мостиков и самых различных служебных помещений; названия их не запомнил с первого раза.
И сейчас, хотя крейсер был значительно ближе, чем сегодня утром, он не увидел ничего, кроме этой мачты и орудий главного калибра, пока будто дремавших в своих массивных башнях: слишком стремителен был ход крейсера.
Казалось — мгновение назад крейсер был за кормой транспорта, а теперь уже пролетел мимо, наполнив уши людей ровным и мощным гулом турбин; капитан Исаев заметил, что над его двумя трубами — широкими и скошенными к корме — дрожал раскаленный воздух.
Настолько огромен был интерес, капитана Исаева к крейсеру, что он лишь значительно позднее, глядя уже вдогон, увидел и эсминец «Яков Свердлов», собой прикрывавший старшего товарища от предательского внезапного удара с северного берега залива. Глянул на эсминец и сразу отвел глаза: по сравнению с крейсером он показался малышом, недостойным внимания. В тот момент, когда отводил глаза, вдруг увидел, что эсминец переламывается почти пополам, выстрелив в небо высокий столб голубоватой воды. Окончательно еще не понял, что же случилось, еще не хотел верить своим глазам, а слева от крейсера, где минуту назад полнокровно жил эсминец «Яков Свердлов», уже ничего не оказалось. И что особенно поразило, кольнуло в самое сердце — на крейсере будто не заметили, что эсминца не стало, крейсер, по-прежнему ровно и мощно гудя турбинами, ходко бежал на восток, острым носом своим, как плугом, разваливая волны, подминая их под себя.
Капитан Исаев растерянно посмотрел на старшего лейтенанта Загоскина, стоявшего рядом. И увидел, что лицо его будто окаменело, что он, сорвав со своей головы фуражку, стоял по стойке «смирно», стоял у самого борта лицом к тому квадрату моря, где оно поглотило эсминец. Люди, толпившиеся вокруг него, тоже обнажили головы. Поспешил сделать это и капитан Исаев. Он, как и другие, стоя «смирно», отдавал честь павшим, тем, кто ценой своей жизни спас сотни товарищей. Но в душе у него был полный сумбур, в душе у него такое творилось… Где же оно, хваленое морское братство, если все идут мимо, даже хода не сбавив, если только один морской охотник застопорил моторы на месте гибели эсминца?
