Главное же — матросы в пристанционном поселке нашли неразорвавшуюся фашистскую бомбу. Она, ударившись о гранитный валун, развалилась надвое. Павел Петрович удовлетворенно пояснил: мол, половинки бомбы мы взорвем на стрелках, и эти два взрыва, разумеется, так перекорежат рельсы, что речь сможет идти лишь об их полной замене.
— Как взрывать будешь? — спросил капитан Исаев, чтобы соблюсти формальность; дескать, мне было известно не только что, но и как будет взрываться.
— Разве тебе не все равно? — ответил старший лейтенант Загоскин. Потом, немного помолчав, все же сказал: — Не забивай себе голову этой технической чепухой и помни, что ты — пехота, а я по образованию — артиллерист, минер и торпедист. Иными словами, возиться со взрывчаткой мне сам бог велел.
— И все-таки?.. Не экзаменую, я опыт перенять хочу. Вдруг когда и мне выпадет подобные фугасы закладывать?
— Гранатами подорву. Самыми обыкновенными.
— На детонацию рассчитываешь?
— На нее, матушку.
Еще старший лейтенант Загоскин, поостыв, рассказал, что в подвале одного из сгоревших домиков поселка матросы нашли бутыль с керосином. Литров десять его там… Так вот, этот керосин мы плеснем на опрокинутые вагоны-теплушки сразу, как только взрывами уничтожим входные Стрелки. Чтобы дружнее все заполыхало… Да, подпаливать специальными факелами станем. Видишь вон те три шеста с паклей на конце? Ими…
Потом, воспользовавшись тем, что фашисты здесь пока не обнаруживали себя, сели перекусить. Жевали зачерствевший ржаной хлеб. Запивали водой, слегка пахнувшей болотиной, и сосредоточенно жевали, жевали его. Казалось, они не были способны думать ни о чем другом, кроме своего черствого куска хлеба, и вдруг Павел Петрович оказал, задумчиво глядя перед собой:
— Понимаешь, Дмитрий Ефимович, мне кажется, что я только сегодня понял, что эта война особенная. Ни на одну из прошлых не похожая.
— Обилие техники имеешь в виду?
— И ее… Хотя она, пожалуй, вовсе не главное… Если память не изменяет, в русско-японскую войну наши потери в живой силе составили несколько сот тысяч человек…
— Вот именно — человек! А ты: «…в живой силе», — искренне возмутился капитан Исаев.
— Не цепляйся за неудачное выражение, — отмахнулся от него Павел Петрович. — В первой мировой войне наши потери в людях были вроде бы, уже около полутора миллионов… Интересно, а сколько человеческих жизней эта война унесла уже сейчас? За эти почти два месяца?.. На сколько или во сколько раз наши потери в людях будут больше, чем в минувшей мировой, ставшей уже историей?
