— А как же! — хвастливо ответил донельзя довольный купец. — Поставщик двора, как-никак там сейчас затеяли серьезную перестройку. Недавно даже на обеде был и самого короля видел, — добавил он.
— Выходит, этот варвар тоже любит роскошную жизнь, — заметил Фрей. — А поговаривали, что он чуть ли не на соломе спит…
«Да он совсем не так прост, как мне показалось вначале, — подумал Баргиш и внезапно ощутил легкую тревогу — уж не хотят ли его одурачить. Ну, уж нет, не на такого напал северянин. А впрочем, что это со мной, вина перепил, что ли? Обычная сделка, ну, скажем так, очень прибыльная, конечно, — поправил он сам себя, — я ему деньги, товар — вот он, у ворот. Рассчитались — и все. Хвала Митре, если и за этим последуют такие же сделки. Что мне еще надо?»
И действительно: ничто в жизни не было для купца так дорого, как маленькие золотые и серебряные кружочки, коих он собрал за долгие годы работы в поте лица весьма немало, и одно осознание того, что в тайнике подвала за присыпанной песком железной крышкой люка стоят два крепких дубовых сундука с надежными кофскими замками, набитые монетами, грело душу и тело почище огня, полыхавшего в мраморном камине. Несмотря на то, что Баргиш ценил роскошь: дорогие ковры из Иранистана, костяные безделушки из Кхитая, зингарскую резную мебель, украшавшие его обширное жилище, — для него всегда было мучительно больно купить понравившуюся вещь, потому что он с трудом мог смириться с мыслью, что хоть на малую толику уменьшится количество монет, которые он любил даже больше предметов роскоши. Поэтому выгодная сделка, могущая внести ощутимую прибавку к количеству золота в тайнике купца, обычно обеспечивала ему превосходное настроение на много дней вперед.
— Ну, что ж, — Баргйш довольно потер руки и, покосившись, еще раз на перстень собеседника, повернулся к резному костяному ларцу. — Семьдесят пять монет за три воза. — Он бережно отсчитал деньги и протянул их поставщику. — А не продашь ли мне свой перстень? — вдруг спросил он, повинуясь невольному побуждению. — Уж больно хорош, глаз не отвести… Старинной работы?
— Вещь очень древняя, — внимательно пересчитывая монеты, ответил лесоруб. — Все правильно, — он сложил золото в кожаный мешочек и только тогда поднял глаза на Баргиша. — Кольцо переходит в нашей семье от отца к старшему сыну. Это наша фамильная ценность. Я, видишь ли, происхожу из рода святого Эпимитриуса. Так что перстень этот фамильный, продать его нельзя.
