Одним из преимуществ королевской жизни была возможность каждое утро омыть тело этой живительной влагой, куда придворные лекари добавляли бальзамы и настои пахучих трав. Это наслаждение Конану очень редко приходилось испытывать в предыдущей жизни: ведь никому в голову не придет предоставить подобное удовольствие заключенному, в чьей шкуре варвару случалось бывать значительно чаще, чем ему бы этого хотелось, или устроить омовение посреди жгучих песков, где и простой глоток воды уже считался подарком богов.
«Все-таки быть королем не такая уж и плохая штука, — подумал Конан, — гораздо лучше, чем трястись под палящим солнцем на горбе верблюда или, даже вспоминать не хочется, плестись по дороге с оковами на ногах. А ночные кошмары… Ну, примем их так: возможно, вчера я совершил какой-то добрый поступок — припомнить бы только, какой именно… — вот Митра и предупредил меня этими снами. — Варвар с удовольствием провел ладонью по груди, ощутив упругость и крепость своих мышц. — Все нормально,
силы у меня почти что и не убыло, а это главное. Да и девчонка та была совсем неплоха, — опять вспомнил он вчерашний показ новых невольниц, — что это на меня нашло? Наверное, Публий так заморочил мне голову своими дурацкими предложениями. Если будет надоедать, вообще перестану обсуждать с ним дела… — Киммериец плеснул себе горсть воды в лицо, и плохое настроение улетучилось окончательно. Тут же он с некоторым раскаянием подумал, что канцлер, в общем-то, славный человек, давний его соратник, да и к тому же проявил совсем недавно немалое мужество, посмев, один из немногих, усомниться в законности восшествия на престол принца Арпелло. Бедолага брошен был за свой смелый поступок в темницу и ожидал казни, от которой его спасло лишь возвращение Конана. — ладно, не совсем перестану, но уж не чаще, раз в седмицу. — Конан перекинул ногу через край ванны и встал на мраморный пол. — А то до чего же избаловались, бездельники, чуть дело какое, сразу тащатся к королю. За каким демоном мне тогда все эти канцлеры и советники?!»
Варвар подошел к большому зеркалу из кофской бронзы и посмотрел на свое отражение. В чуть желтоватой поверхности отполированного металла его смуглое тело казалось совсем темным, и оттого выпуклые могучие мышцы выделялись особенно четко и выпукло.
Обнаженный гигант, отражавшийся в зеркале и глядевший на киммерийца ясными синими глазами, казался ничуть не старше тридцати, ну, может быть, тридцати трех лет, и то лишь потому, что в черных волосах кое-где проступили серебряные нити, да покрытое старыми, уже затянувшимися шрамами лицо стало более жестким из-за глубоких складок, прорезавших высокий лоб. Во всем остальном это сильное тело, словно вырубленное из цельного куска гранита, могло принадлежать молодому гладиатору, да и вообще, вряд ли нашлось бы в подлунном мире много таких мощных и крепких мужчин. Конан подмигнул своему отражению и отвернулся к скамье, на которой была разложена одежда.
