— О чем ты говоришь? — удивленно спросил он, нежно прижав девушку к своей груди.
— Неважно, — улыбнулась она, — теперь это в прошлом. Поцелуй меня!
Как сладко в кронах пели птицы!
* * *
Конан очнулся, с трудом приподнялся и сел, тревожно оглядываясь по сторонам. Первое, что он увидел, был черный круг выжженной до камня земли, на границе которого он лежал. Немного в стороне стояла Таврония.
Белая шерсть ее стала пепельно-серой, легкое изящное создание, сейчас она была похожа на дремлющую старую лошадь у ворот живодерни… Но Таврония не спала. Когда Конан, морщась от боли, встал и подошел к ней, она повернула к нему голову с огромными, все понимающими глазами. Конан, увидев их, стиснул зубы, стараясь не выдать нахлынувших на него чувств.
— Ты смогла, — только и смог сказать он.
"Мы смогли, — поправила она. Ее голос прозвучал в голове киммерийца не серебряным колокольчиком, как прежде, а скрипом ржавых дверных петель".
— А Гонза и Страж…
"Погибли. Мы творили сильнейшую магию, чтобы одолеть черное пламя, но, черпая Силу из запретного Источника, заплатили высокую цену. Ты не чародей, тебе суждена еще долгая жизнь, а мы свой путь прошли до конца".
Конан стиснул кулаки.
— И ты… — голос киммерийца дрогнул.
"И я, — печально ответила единорог. — Вся разница лишь в том, что они уже умерли, а мне еще разрешено остаться. Сколько — не знаю, может день, может год… Я ведь не простая, болтливая лошадь, какой ты считал меня еще сегодня утром".
— Мудрейшая…
"Меня звали и так… У меня много имен и обличий".
Внезапно Конан вспомнил свой сон.
"Это был только сон", — тихо произнесла она.
Конан порывисто вздохнул. Разочарование было написано у него на лице.
Таврония опустила голову.
"Прощай, Конан из Киммерии. Мне пора уходить".
— Я пойду с тобой, — решительно заявил киммериец.
"Нет! У тебя иной путь, он начинается прямо сейчас. Иди и забудь обо мне! Иди же! Не заставляй меня страдать еще больше. Твой конь ждет тебя на опушке. Прощай!"
Он не смел с нею спорить, уходил, не оглядываясь, нашел своего коня и не встретил ни одного из наемников Гонзы.
И киммериец прошел свой путь: стал королем, чье имя гремело от Зингары до Кхитая, забыв черное пламя, Гонзу, Сорката и… ее.
* * *
Просидев всю ночь у костра, Конан вспомнил все. Вернее — почти все: то, что случилось с ним после того, как черное пламя, что поглотило четырех смельчаков, было подернуто вечным забвением.
Небо на востоке посветлело, и вскоре солнечные лучи рассеяли предрассветный туман. День обещал быть жарким. Конан встал, потянулся, с удовольствием ощущая каждый мускул своего могучего тела, и в задумчивости посмотрел на сладко спавшего Просперо — будить или еще слишком рано?
