…Одно из существ потеряло в схватке глаз, который разлетелся на неисчислимые множества осколков…
Огня не стало. Татуированный старик лежал на остывающих углях. Рисунки располагались на его коже не как прежде. На его груди мерцал неярким зеленым светом то ли изумруд размером с горошину, то ли осколок неизвестно чего. Колдун был жив. Он протянул руку к зеленому камушку, взял его, поднес ко рту и проглотил. Затем приподнялся на локтях, произнес негромко короткое слово. К нему тотчас подскочил и склонился над ним один из дикарей. Старик сказал ему что-то и, обессилев, рухнул без чувств на совсем уже остывшие угли. Подбежавшие соплеменники бережно подняли своего колдуна и унесли на руках в хижину.
* * *
Взгляд Конана задержался на стоящей напротив женщине. Он не спешил его отводить. Он уже не спешил побыстрее одеться, чтобы во всю прыть помчаться… Куда? К кому? Разве он хотел уйти от этой женщины? Разве это ему нужно? Ему нужно другое.
Стали терять свою нужность и значимость, блекли все предметы этого мира, все кроме… Кроме тех, что покрывала прозрачная туника. Светло-коричневая тончайшая ткань, едва не достающая до круглых и пухлых, как подушечки, коленок, облегала широкие, покатые бедра, внутренней стороной соприкасающиеся друг с другом, но расходящиеся и образовывающие просвет, сквозной проход, этакую лазейку как раз под черным треугольником. Под треугольником, к которому, словно лаская его, прижималась туника. Конану почудилось, будто эти курчавые жесткие волосы касаются не нежной материи, а его кожи, чуть покалывая ее, и от каждого чудящегося укола пробегали по спине мурашки.
Мужской взгляд поднимался, словно задирая тунику. Округлый живот обещал податливую мягкость, обещал утопить в себе все, что надавит на него. Талия ждала, когда ее сожмут крепко, до синяков. Пупок, маленькая темная точка, казалось, умолял, как пересохший рот молит о воде, умолял дотронуться до него если не кончиком языка, если не нетерпеливым багровым жезлом страсти, то хотя бы подушечкой пальца.
Ничего, кроме вожделения, уже не существовало в этом мире для варвара. Все остальное растворилось в пришедшем ниоткуда тумане.
Мужской взгляд торопился наверх. Где встречали его выдавленными на тунике темными пупырышками груди. Которые надо, надо было мять, сдавить соски пальцами и губами, покусывать их, проводить ладонью по ложбинке, пролегшей между этими бугорками, небольшими и немаленькими, упругими, не нуждающимися ни в какой поддержке.
