Я медленно встал с постели, открыл шкаф и взял чашку рамена[14], которую хранил на чёрный день. Я залил его кипятком из чайника, стоявшего на холодильнике. А потом я ждал, слушая слабо доносившиеся из соседней 202–ой комнаты звуки анимешной песенки; терпеливо ждал три минуты.
Не то, что бы это было важно, но моему соседу, который переехал сюда весной, похоже и в самом деле нравилось аниме. Хоть это и не имело значения, но школьные занятия должны были уже начаться. Разве нормально, что он остался дома? Мне захотелось предупредить его: «Не стоит слишком увлекаться заглавной песней Ojamajo Doremi[15] по утрам. Ты опоздаешь!» Конечно, я не сделал ничего подобного. Жизнь моего соседа меня не касалась.
Пока эти мысли вертелись в моей голове, три минуты прошли, словно несколько секунд.
Мой рамен был готов.
И вот затем, это и произошло.
В тот самый момент, когда я собирался погрузить палочки в лапшу, дверной звонок выдал решительное «Дин–дон! Дин–дон!», прервавшее весь процесс.
Кто бы это мог быть?
Естественно, я не запаниковал. Неожиданный посетитель, прервавший мой завтрак, скорее всего принес счёт на оплаты электричества.
Так как его отключение сулило мне проблемы, я отложил палочки в сторону и, ещё в пижаме, пошёл к двери.
Я быстро открыл дверь и произнёс:
— Ах, электричество! Электричество, правильно? Я могу заплатить вам. Эм, я прямо сейчас вам запла…
Тут я осёкся. Настороженный дежурной улыбкой, застывшей на её лице и ощущая едва заметную ауру, излучаемую всем её телом, я осознал, что эта женщина средних лет ни коим образом не может быть из энергетической компании.
— Пожалуйста, простите, что прерываем ваш напряжённый график, — сказала моя посетительница. Лицо женщины освещалось утренним солнцем.
— Вообще–то, мы раздаём брошюры, — просияла она, передавая мне две небольших брошюрки.
На обложке было напечатано «Пробудитесь! Башня Друага.[16]»
Свежий весенний ветерок подул через открытую дверь. Снаружи, мягкое апрельское утро было тихим и безмятежным.
Дверь комнаты 201 Дома Мита[17], отделявшая мою квартиру от внешнего мира, была открыта. Женщина–миссионер и я, ничто не разделяло нас более.
Потом я увидел её. Справа, за женщиной с блаженной улыбкой, стояла ещё одна.
Решили подослать двоих, чтобы завербовать меня? Пытались склонить баланс сил в свою сторону? Двое на одного? Как низко!
И тут я увидел. Я увидел, насколько молода была вторая вербовщица.
По какой–то непонятной мне причине, даже в это спокойное апрельское утро, когда солнце светило так мягко, она закрывалась белоснежным зонтом. Хотя я не мог видеть её скрытого зонтиком лица, я мог сказать, что она была молода, особенно в сравнении со старшей женщиной. В самом деле, было очевидно, что она даже моложе меня.
