Кабатчик рассказал все. Про Йасаба, который попался на контрабанде, про жреца, что решил свергнуть Тот Амона, да еще массу былей и небылиц…
Рассказ об Аммамунм-Пха заинтересовал Рамона более всего.
— Так он плыл сюда, чтобы встретиться с этим купцом?
— Да господин. С Йасабом.
— Ну, а зачем?
— Понятия не имею, господин. Они никогда не обсуждали при мне своих дел.
Стигиец расхохотался.
— Ты ври, да не завирайся. Где это в нашем мире есть такая таверна, в которой хозяин не ведает, что происходит у него под носом.
Зебах понял, что нарвался на человека знающего. Даже Йасаб не догадывался о подслушивающих оконцах, через которые хозяин узнавал обо всем, что творилось у него в доме.
— Прости господин. Все выложу…
И он стал подробно рассказывать о заговоре.
— Выходит, Аммамунм-Пха, должен был вот-вот разбогатеть. А Йасаб — набрать для него дружину. Интересное дельце…
Кабатчик кивал так, что у него чуть голова не отвалилась.
— Ладно, — произнес, наконец, Рамон. — Ты был честен, а потому я, пожалуй, оставлю тебе жизнь. И даже более того: награжу Ты помог раскрыть заговор против властительного Тот Амона. Держи!
Он бросил кабатчику свой кошель, наполненный медью. Бросок был чересчур силен, так что Зебаху пришлось повернуться к стигийцу спиной, дабы поймать кошель. Лишь в тот момент, когда тонкий хауранский кинжал вонзился в его шею, перерубая спинной мозг, Зебах понял, для чего это было сделано. Он сдавленно захрипел, после чего рухнул на пол.
— Вот и все, — скупо отозвался стигиец. — А теперь пора перейти к делу. Или нет? Может, поразвлечься? Торн, в одной из комнат, спит жена этого ублюдка. Тащи ее сюда.
Асир осклабился. Вот уже пять зим он служил у Рамона и был крайне доволен этим. С тех пор как их пути пересеклись, Торну не приходилось более голодать, или мерзнуть, как раньше. Теперь у него всегда были под рукой деньги, враги и женщины. А что еще нужно человеку в этом мире?
Варвар опрометью бросился вглубь здания, и вскоре стигиец услышал истошные женские крики.
Рамон не успел допить бокал с вином, а жена кабатчика уже оказалась перед ним. Из носа текла кровь, а ночная рубаха была порвана. Взору Рамона предстало загорелое тело крепкой женщины. Сам он, правда, возбуждения не ощутил, зато Торн готов был наброситься на нее прямо здесь. Впрочем, именно это ему и предстояло. Как и всякий стигиец, Рамон любил извращенные удовольствия, которые на его родине назывались утонченными…
Женщина увидела тело своего мужа и неистово закричала.
