Старик мучительно покраснел, не иначе как вспоминая собственную коллекцию порноизданий и кассет. А Сэлфиш безжалостно добивал:
– Еще? Может, вспомнить Вам рухнувшие памятники? На пьедесталы Вы возвели дрянь и накипь. Вы растили поколение Бандитского Петербурга, Слепых, Бешеных и прочих убогих. Ублюдочные родители, вы еще возмущаетесь собственным детям? Хотя… кого вы могли воспитать? Вы, считавшие свою страну помойкой, а страну врага раем. Вы, возведшие в герои Сахарова, Резуна, Солженицына и Волкогонова, поливающих грязью Ваших отцов и дедов. Втоптавшие в грязь все сделанное вашими родителями их веру и мечту, требуете уважения и "морали" от своих детей?
Старик затрясся, нервно сжимая сухонькие кулачки. Колкая, едкая правда жгла глаза и огрызки его душонки.
– Замолчи, – истерически выкрикнул "Истинный Демократ", "Совесть Нации" и просто омерзительный человечек.
Сэлфиш поднялся. Продолжать разговор было бессмысленно.
– Ты грязь.
Старик сполз в лужу, судорожно тиская упаковку лекарств.
– И место твое в грязи.
Сэлфиш отступил на полшага назад, не давая брызгам долететь до своего плаща.
В глаза старику смотрело будущее, сюрреалистическое, нереальное, где родители превращаются в ненужный хлам, сдаваемый в дома престарелых. Будущее, за которое они так боролись, к которому стремились, презрительно перешагнуло через них. Поколение, чьи деяние и попустительство разрушили Империю, умирало в презрении собственных детей. Они так стремились уничтожить Систему, ненавидимую ими, разрушить, сломать, сокрушить. Так стремились, что забыли простую истину. Любое разрушение порождает лишь мусор и грязь на котором хорошо зреют сорняки, безжалостные ко всему, и в первую очередь к родителям, которые для них лишь перегной.
Ангелина – королева красоты
Ветер рвал ночнушку, ехидно водя ледяным языком по голому телу. Перемигивающиеся звезды смаковали бесплатный стриптиз, лишь луна стыдливо прикрыла глаз, изогнувшись многонамекающим полумесяцем. Ангелина застыла на парапете лоджии, наслаждаясь суровой ночью. Миллиарды звезд с удивлением посмотрели на новую, зажегшуюся на далекой земле. Тлеющая сигарета слегка вырывала у тьмы четкий девичий профиль.
– Ангелина, – позади появился парень. – Ты не спишь?
Девушка даже не повернулась.
– Уходи.
– Что?
– Пошел вон.
– Ты чего?
Ангелина медленно повернулась. В ее взоре всколыхнулась тьма Орка.
– У-хо-ди, – по слогам повторила она.
– Ты совсем сдурела?
Ангелина шагнула вперед. Короткий взмах, незадачливый кавалер сгибается вопросительным знаком. Лакированый ноготь утонул в мякоти подбородка.
