Обладатель приятного баритона не обратил внимания на предупреждение в моем голосе, он говорил взахлеб, явно чувствуя радость от наклевывающейся сделки.
– Там нет общей цены, там все – индивидуальные экземпляры. Вы, если желаете, сможете взглянуть на каталог, только нам надо будет встретиться.
Теперь я узнал все, что мне нужно. А потому мог смело прощаться с Дмитрием Алексеевичем Кораблевым.
– Возможно, мы и встретится с вами, – сказал я, – Но хотелось бы вас предупредить, что Штерн, как и Самсонов, как и заказчив вашего каталога икон в шести экземплярах – то есть, те, кто знали его тайное содержание – уже мертвы. Вы – последний из тех, кто знает это. Советую вам поберечься.
Он потрясенно молчал, когда я отключился.
– Ладно, Приятель, поздравляю, заслужил, – сказал, мягко похлопав его по корпусу. Поздравлять было из-за чего: посредством подсказанного моим электронным помощником разговора я за две минуты узнал несколько важных вещей.
Во-первых, обрисовывалась сама суть происходящего, то, из-за чего устраивали выставку – я снова вспомнил обрывки случайно просмотренных телепередач, от нечего делать прочитанных статей про русские культурные ценности.
В натоящее время во всем мире биржи и рынки, специализирующиеся по торговле антиквариатом, а особенно картинами и им подобными вещами тряслись и испытывали серьезные перемены: десятки тысяч ранее вывезенных за границу произведений российского, русского и советского искусства, общая стоимость которых превосходила, наверное, стоимость московского метрополитена со всем обслуживающим персоналом, возвращалась на родину, потому что у нас находились предприниматели, готовые платить за престижные редкости и художественные ценности больше, чем это могли себе позволить заплатить за них цену, гораздо большую, чем убогие миллионеры зарубежья.
И многие незаконно вывезенные ценности сейчас так же нелегально возвращались к нам в Россию. А иконы, один из основных предметов гордости нашей родины, так же десятками перевозились через таможню, сходились в одном месте в ожидании выставки-продажи, и находили место в злосчастном списке нелегальщины... а значит, и в тайный каталог, заказанный бывшим организатором выставки Гореловым.
Во-вторых, что следовало из пункта первого, если уж предмет преступления определен, как контрабандный ввоз и продажа предметов искусства, значит, этим занялась организованная преступность. И в настоящий момент мертвы все свидетели, располагающие решающей информацией по этому делу, все, кроме меня, Насти, которая косвенно, но все же что-то знала, и Кораблева. Истинные организаторы выставки для меня оставались тайной, в то время, как я для них не представлял загадки. Фигура предпринимателя Кораблева, с энтузиазмом продающего иконы, представлялась мне центральной. Его до сих пор не убили, хотя он был защищен гораздо меньше, скажем, того же Горелова. Почему?
