– Я найду и накажу их, обещаю, – ответил я, – А теперь тебе надо спать, Настя...
– Тогда я сама их убью, – ответила она, не обращая внимания на мои слова, – Да. Найду и убью. – она закрыла глаза и расслабилась.
Дыхание девушки постепенно становилось все ровнее и ровнее, а я все сидел, стараясь не шевелиться, и разглядывал ее лицо.
Она была красива, словно принцесса из далекой страны. И плевать на джинсовые шорты фирмы «Версачи».
Она вытянулась во весь рост, я смотрел на точеные линии стройных длинных ног, я видел приоткрытый живот, и под шероховатой мягкостью одежды ищущим взглядом угадывал контуры ее тела. Чуть ли не совершенного тела.
Что там?
Черт, какая чушь! Я и так прекрасно знал, что там! Не раз видел и владел этим, несмотря на неуживчивую натуру холостяка. Но никогда, никогда – я не смотрел на женщину, тем более, на девушку, вот так – с медленно разгорающимся в груди и животе пламенем, с противоречивой тоской, разъедающей изнутри, с мгновенно сменяющимися желанием овладеть этим совершенством и неприязнью к самому себе.
Все же я наклонился и поцеловал ее в приоткрытые влажные губы, а затем, хотя и было совершенно неудобно, в покрасневшие припухшие веки.
...Когда я попытался медленно и осторожно подняться, Настя, не открывая глаз, спросила очень тихо и четко, так, что становилось понятно, что все это время она не спала, – Ты куда?
– Я постелю тебе. Иди пока умойся, потом выспишься, как нормальный человек. Где тебе лучше, здесь на диване, или в спальне?
– Какая разница.
– Иди умойся.
Она медленно нехотя встала с моих коленей, я тоже встал, потирая затекшие ноги.
Она посмотрела на меня, все же несколько сонно, и спросила, – Я очень тяжелая?
– Нет, не очень. Ты...
– Я иду, иду, – кивнула она и медленным шагом отправилась в ванную, оставляя меня с проблемой выбора: что постелить.
К счастью, у меня нашлись стиранная простынь, наволочка и покрывало, которые я и постелил Насте.
Шли минуты, а она все не возвращалась. А забеспокоился и, постучав и не услышав ответа, просто вошел.
Настя сгорбившись сидела на краю ванны, и следила, как течет тонкая струя горячей воды, и как к потолку поднимается пар.
– Ой, прости, – сказала она, посмотрев на меня, – Я правда сейчас умоюсь.
– Я тебя подожду на кухне, – ответил я, – только горячую убавь, а то ошпаришься, – и, встретив ее непонимающий взгляд, перед тем, как уйти, убавил сам.
Она вернулась нескоро, когда я уже начал подозревать, что горе вынудило ее на глупость – и появилась, не найдя ничего удачнее, как обернуться полотенцем поверх обнаженных бедер, снятой одеждой прикрывая грудь. Разумеется, она вымылась полностью, и мокрые потемневшие волосы тяжелым шлейфом обнимали лопатки.
