– Деловые люди, не умеющие бороться с беспокойством, умирают молодыми.
Горбачев снял очки, опустил их на грудь и захлопнул книгу. Несколько секунд он пребывал в молчании, будто обдумывая только что прочитанные слова, а потом снова поднял на меня глаза.
И я понял, что передо мной не просто демонстрация невинных старческих прибамбасов насчет вековой мудрости, а явно выраженная угроза.
– Вот так-то, молодой человек, – вздохнул Пал Палыч и вопросительно посмотрел на Лелю. – Плесни нам горячей влаги, кисонька. Чай от всех недугов лечит, если его пить вдумчиво и с расстановкой.
Последние слова были обращены уже ко мне. Вслед за ними последовало действие – на столе передо мной возникла чашка и серебряная ложечка.
Девушка Леля принялась разливать чай по глубоким фаянсовым посудинам. При этом, когда Леля наполняла мою чашку, ее очень большая и очень упругая грудь плотно прижалась к моей щеке.
Мне даже показалось, что чересчур плотно, но возражать я не стал.
Девушка была худой, как спичка, но невероятно грудастой и губастой. Наверное, такая сейчас мода.
Поймав сладкий взгляд Пал Палыча, устремленый в вырез ее маечки, я понял, что господин Горбачев не возражает против такого веяния времени.
Я поднес к губам чашку и, отгоняя паp, подул на гоpячую жидкость.
– Чаепитие – своего рода йога для русских, – подал голос Горбачев, – такая медитация на местном материале. Давайте оценим качество этого напитка, а потом и побеседуем... просветленные.
И, приглашая меня разделить его трапезу, – к чаю были поданы печенья с кокосовой крошкой, – Пал Палыч Горбачев поднял чашку и посмотрел мне в глаза. Хорошо, что не полез чокаться.
Я сделал один глоток и...
Ах, как хорошо, что я хотя бы успел поставить чашку на стол, иначе неминуемо бы обварился. Не хватало мне еще и ожогов различной степени в дополнение к прочим неприятностям.
А неприятности были весьма серьезными: после первого же глотка я немедленно потерял сознание.
Мне показалось, что я за тысячную долю секунды превратился в щепочку, которая попала сначала в скоростной водоворот, а потом в бесконечный водопад, рушащийся с бешеной скоростью черт знает куда.
Наконец бушующий поток вынес меня на отмель и я, с трудом переводя дух, схватил руками корягу, лежащую на берегу. Коряга оказалась почему-то кожаной.
Еще не понимая в чем дело, я помотал головой, – чертовски саднило в висках, – и открыл глаза, с трудом приподняв словно налитые тяжестью веки.
Кожаная коряга, в которую я вцепился побелевшими пальцами, оказалась всего-навсего автомобильным сиденьем. А мои водные приключения – следствием действия сильного наркотического средства, которое явно было подмешано в чай. Вот и помедитировали.
