— Да ей, похоже, всё равно, что с ней сделают. К Среднему городу людей привела, а с собой не взяла. Ни один умный человек бы так не поступил.
— Что с неё взять? Она ж ничего не понимает кроме того, как полы мести, одежду штопать да обед готовить.
Это я и раньше слышала, потому не обиделась и промолчала. Меня оглядели со всех сторон, обсыпали усмешками. Только после этого лошадь, понукаемая охранником, неохотно потянула телегу на городские улицы. Верховые заняли свои места по сторонам и сзади от телеги.
Во дворце мне показалось, будто Кан находится где-то рядом. Выкинула эти нелепые мысли из головы и вернулась к речи, заготовленной для Ростислава. Рассказанное Мирионой помогло мне составить обращение к королю намного лучше, чем прежде.
За створками высоких дверей оказался наполненный людьми зал. В глубине зала на массивном троне сидел молодой русоволосый светлоглазый непривлекательный мужчина в темно-бордовых одеждах, в чёрном блестящем плаще, кое-где в завитках, вышитых серебряными нитками, и в сапогах, чьи голенища были украшены тёмными металлическими пластинками. От его жесткого взгляда у меня по спине пробежал холодок. Он явно не собирался меня выслушивать, желал лишь поиздеваться надо мной, демонстрируя своё превосходство и недосягаемость. Слева от трона… стоял мой любимый, в очередной раз укрытый какой-то иллюзией.
— Хочешь попросить прощенья? Может, помилую, — губы короля растянулись в язвительной усмешке.
— Я всего лишь хотела, чтобы вам передали мои слова, — почтительно поклонилась я.
— Об этом уже позаботились.
— Полагаю, вам передали не то, что должны были передать. Я никого не просила восставать против вас, говорила лишь о том…
— Никто никого не призывает восставать. Мятежи и восстания происходят лишь из-за ничтожных недоразумений, — ядовито сказал Ростислав, поигрывая медальоном из кроваво-красного камня в форме когтя. — Всегда одна и та же история…
— Прошу, выслушайте! Меня оклеветали!
— Я не обязан вас выслушивать! Все могут приводить воинов, сыпать яд в мою еду, прокрадываться с кинжалами в мою спальню, и почему-то их всех нужно слушать, а потом отпускать, чтобы они продолжали свои козни. Пока трон мой — и мне решать, как с вами поступить. Тем более что вы в моих руках.
Наши глаза встретились, взгляды столкнулись, как… Ох, так же ничего не добьюсь, не сумею его переубедить. Понимаю, его другому не учили, ему ни словом, ни намёком не сообщали, что можно быть иным. Он устал, боится, замёрз от сопровождающего его холода придворной неискренности.
