— Это ничем не хуже петушиных боев, сын мой неразумный Конн! — кричал король, отметая очередные обвинения сына в разжигании пустой розни, — или скачек. Кроме того, боец, — если он не на войне, будет шляться по кабакам и расшибать себе кулаки. Если он, конечно, истинный боец.
— Но отец, есть же приличия… при немедийском дворе…
— При немедийском дворе в недавнем прошлом проводили позорные гладиаторские бои, заставляя рабов и пленников, кромсать друг друга мечами, на потеху жирным стариканам и вислогрудым матронам!
— Но какой пример подают наши гвардейцы другим военным, из линейных полков и баронских дружин?
— Отличный пример! Обрати внимание — стоит произойти очередной маленькой сшибке в подворотне — и все фехтовальные залы просто забиты твоими и моими орлами! Если нет вокруг волков, сторожевые псы обрастают жиром, обзаводятся блохами и пролежнями!
Такова частенько была тема вечерних бесед отца и сына. Если Черные Драконы славились далеко за пределами Тарантии, как завзятые песнопевцы, утонченные рифмоплеты и ловеласы, то «эйнхерии» закрепили за собой славу дикарей и суеверов.
Казармы телохранителей-северян действительно сильно смахивали на капище. Раздражая столичные вкусы, словно клочок варварских земель, бельмом на глазу Тарантии зияли вросшие в землю срубы из бревен в полтора обхвата, крытые дерном, шатры, расписанные оскаленными мордами, меж которых, злобно посверкивая глазами, блуждали знаменитые псы Ванахейма, более похожие на демонические порождения северных вьюг, чем на собак. Лая их никто никогда не слышал, но выставлять часовых вокруг жилища «эйнхериев» не было никакой необходимости. Любого стороннего, очутившегося среди шатров и приземистых, словно набычившихся, домин, тут же брали в живое кольцо полтора десятка огромных, снежно-белых чудовищ, которые, грозно урча, неотступно следовали за человеком в охраняемых пределах. Наглядевшись в бездонные красные глазищи псов Ванахейма, где плясали все ледяные гиганты вкупе с иной нечистью, тарантийцы не желали продолжать или возобновлять знакомства, хотя слухи, блуждавшие по тавернам и присутственным местам о десятках растерзанных бродяг и немедийских лазутчиков, были плодом фантазии горожан. Совсем немногим аквилонцам доводилось оказаться, пройдя сквозь строй псов, в казармах «эйнхериев».
Кроме Троцеро и Конна, там не было никого, пришедшего по своей воле. На пленников, заподозренных в попытках нанести вред Аквилонской Короне или самому Золотому Льву, с небольшого холма рыжей глины взирали врытые в землю тотемы с резными физиономиями Ледяных Гигантов, валькирий и иных порождений пустошей к северу от Гандерланда.
