Тонкие руки, серебристые в звездном свете, обвили шею незнакомца, и горячие губы коснулись жесткой щеки. В это мгновение Мойа почувствовала его ладонь на своей талии — эта рука могла бы запросто сломать ее, как соломинку, но эта же рука умела быть нежной и ласковой. Синие глаза — глаза северянина — смотрели не как сумасшедшие от страсти глаза юноши, но ясно и твердо. И она поняла, чего хочет сейчас: видеть эти глаза перед собою и не терять их из вида хотя бы сегодня ночью. А там будь что будет.
Поцелуй явно затянулся, приветственные крики смолкли, и Мойа, оторвавшись наконец от губ неизвестного, спросила громко:
— Я вижу тебя впервые, чужестранец! Назови нам свое имя!
Мужчина усмехнулся, обвел взглядом собравшихся и сказал негромко, но так, что услышал весь двор:
— Конан Киммериец, король Аквилонии.
Повисла тишина. Молчали все, слышно было, как потрескивают в кострах сучья и как звенит цепью сторожевой пес в дальнем конце обширного замкового двора. Никто не знал, что сказать на это: мало кто интересовался, кто теперь король Аквилонии, но о Конане Киммерийце слышали все. Мойа замерла в растерянности и смущении, и тут молчание нарушил явно уже хмельной, но бодрый и сильный голос Бриана Майлдафа:
— Да здравствует король Конан!
И тотчас те немногие, кто под командой Аврелия Мабидана сражался в армии Освободителя, узнали короля.
— Он! Это он! Да здравствует король Конан! — подхватили они.
И веселье закипело вновь. Люди приветствовали своего короля, и король был среди них своим, хоть и оставался киммерийцем. Потом еще много говорили, плясали, пели и пили, и никто не стал доискиваться, когда и куда исчезли со двора король Конан и с ним королева Праздника Зерна — Мойа Махатан.
Проснулся Конан рано — темнота еще не схлынула окончательно с небосклона, и последние звезды мерцали еще над зубцами западной стены. Сеновал в замковой пристройке приютил короля на эту ночь, и ночь эта была вовсе не худшей в его жизни, как сказал бы Хорса, и даже напротив. Мойа спала. Венок потерялся где-то в высокой копне сена. Густые длинные желтые волосы девушки разметались, в них кое-где смешно застряли такие же желтые соломинки. Она дышала легко и улыбалась во сне. Конан не стал ее будить. Он отыскал ее платье, плащ и другие вещи и аккуратно сложил их возле спящей.
«А ведь прежде я так не делал!» — подумал король, съехал с копны и вышел во двор. Там было серо и пусто, предрассветный воздух был напитан густым влажным туманом.
