- Нравятся ли тебе комнаты? – с улыбкой спросила Шели.
- Честно? Комнаты не нравятся мне, - ответила Тамар цитатой и увидела радостный проблеск в глазах напротив.
- Итак, ты не поселишься с нами.
- Поселюсь, поселюсь, с удовольствием! – улыбнулась Тамар. – Потому что соседи по нраву мне, – и получила от Шели улыбку, широкую, как объятие.
- Добро пожаловать в ад, - сказала Шели, - чувствуй себя, как дома. Сколько времени ты уже не?
- Не что?
- Не дома.
Она минуту поколебалась. Шели была так щедра к ней, что Тамар почти поддалась искушению сказать ей правду.
- Эй, эй, тут не полиция, - засмеялась Шели, - ты совсем не обязана ничего рассказывать. – Но Тамар видела, что блеск в весёлых глазах слегка померк.
А ей как раз очень хотелось рассказать. Она вдруг почувствовала, что эта гнетущая тайна душит её, но выбора у неё не было:
- Шели, не обижайся. Мне нужно время.
- Take your time, baby, мы здесь надолго. По-моему, на всю жизнь.
Тамар, которая начала расстилать одеяло на своём матраце, остановилась:
- Почему, на всю жизнь?
Шели легла на свою кровать, закурила и положила ноги на маленькую железную лестницу у края кровати.
- Почему? Почему? – Шели вытянула губы к потолку, изрытому трещинами вдоль и поперёк. – Радиослушательница Тамар из Иерусалима спрашивает "почему"? А, в самом деле, почему? Почему моя мама в возрасте сорока пяти лет решила выйти замуж за этого отвратительного типа? И почему мой настоящий папа умер, когда мне было семь? Красиво это? И почему клопы любят жить в матрацах? – сказала она и стукнула себя по загорелому бедру.
- Нет, правда? – сказала Тамар и приблизилась к её кровати. – Почему... почему ты сказала, что это на всю жизнь?
- Боишься, да? – тихо сказала Шели с жалостью. – Ничего, все так сначала. Я тоже. Думают, что пришли сюда на недельку-другую. Как в лагерь, блин. Лагерь для творческой молодёжи. Все хорошие детки, которые слегка убежали от фартука мамочки. Потом остаются. И остаются, и остаются, и даже, если убегают – в конце возвращаются. Оно затягивает, это дело, трудно объяснить тому, кто только пришёл. Это как кошмар, из которого невозможно вырваться.
Тамар отошла и села на свою кровать.
- Не завидую тебе, - сказала Шели и села, раскинув ноги, - ты ещё в той стадии, когда больно. Когда скучают. Когда вдруг какой-то запах в воздухе заставляет вспомнить яичницу-глазунью, которую готовила мама, с тонко порезанным салатом сбоку, верно?
Тамар склонила голову. Для неё это был не салат. Когда в последний раз её мама стояла на кухне? Когда в последний раз она произносила фразу, которую Тамар не могла заранее предугадать, и которая не звучала до этого в какой-нибудь телевизионной семейной драме? Когда она вообще
