– Послушай меня, Асаф, забудь о ней, перестань о ней мечтать. Ты не представляешь, что бывает, пока наркоман по-настоящему отвыкнет. – Носорог отложил питу и вилку и потёр одна о другую свои тяжёлые руки. – Я всеми этими историями с наркотиками сыт с детства, у нас в квартале половина употребляла постоянно. Что такое ломка, ты знаешь?
– Что-то слышал. Не совсем. – Всё, что говорил Носорог, угнетало Асафа, и всё его вдруг проявившееся красноречие было необычно. Обычно он говорит очень мало. Носорог ослабил ремень, чтобы дать место еде, а также глубокому вздоху:
– Ломка – это то, что происходит в первые дни отвыкания, ты меня слушаешь? Я говорю о первых четырёх-пяти днях, когда тело начинает кричать от боли, потому что не получает свою дозу. – Он наклонился вперёд и говорил с Асафом тихо, прищурив глаза. – Это, как если бы тебе месяц не давали есть и пить. Это просто разрывает человека изнутри. Ты не видел, как человек становится серым, потеет, его руки и ноги скрючиваются...
Всё время, пока Носорог говорил, Асаф отрицательно мотал головой, будто пытаясь отогнать от себя слова.
– Ну, что скажешь, – наконец спросил Носорог, – покончили с этим?
Асаф выпил колу большими глотками. Поставил стакан. На Носорога он не смотрел. Он никоим образом не мог заставить себя произнести эти слова.
Носорог смотрел на него изумлённо. Его широкая грудь вытолкнула сжатый в ней воздух.
– Понял, – сказал он со вздохом, – тут у нас осложнение. – Он откусил что-то и отложил. Между его пальцами вилка выглядела, как детская вилочка. Мама Асафа, специалист по пальцам, говорит, что у Носорога самые мужественные пальцы, какие она видела.
– А ты сам, – решился Асаф, – никогда не употреблял наркотики?
– Никогда в жизни. – Носорог откинулся назад, и стул застонал. – Вот так близок был, и ничего. У меня было другое пристрастие, ты же знаешь.
И рассказал Асафу, в который уж раз, но было в этом что-то знакомое и успокаивающее, как в детстве, лет в шесть, он ходил по субботам с отцом в синагогу и сразу убегал оттуда, бежал к дереву возле ИМКА[25] и сидел на нём с девяти утра и до начала игры в половине третьего.
– Я смотрел игру, возвращался домой, мама меня лупила, и я начинал ждать следующей субботы. – Асаф представил его маленького, пылающего от волнения между ветками дерева, и улыбнулся.
– Понимаешь? – засмеялся Носорог. – Сейчас я думаю, может быть, даже игра меня и не интересовала, но я любил ожидание. Сидеть там пять часов и думать, что это начинается, что вот-вот сейчас это произойдёт – это было для меня главным, это был наркотик. И как только игра кончалась – полное опустошение до следующей недели. Но как мы к этому пришли?
