Он вдруг умолк, и оба смотрели друг на друга, как будто вместе очнулись от какого-то общего видения. Теодора провела двумя руками по голове, словно пытаясь втиснуть что-то внутрь. Большой жёлтый ожог сверкнул на её среднем пальце. Минуту в комнате была полная тишина. Слышно было только дыхание спящей Динки.
– Сейчас, – прошептала Теодора со слабой улыбкой, – после всех этих слов, может, наконец, расскажешь, как ты попал ко мне?
И лишь тогда он коротко и деловито рассказал ей, как пришёл утром Данох и позвал его в собачник, и про форму 76, и про пиццу, и ему вдруг показался смешным этот сумасшедший бег, неизвестно куда. Он заулыбался, и лицо Теодоры тоже расплылось в улыбке ему навстречу, оба посмотрели друг на друга и расхохотались, собака проснулась, подняла голову и завиляла хвостом.
– Это чудесно... – вздохнула Теодора, когда успокоилась, – собака привела тебя ко мне... – она долго смотрела на него, будто освещая его вдруг новым светом, – и ты был здесь невинным посланником, рассыльным поневоле... – её глаза сверкали, – кто ещё мог бы так идти за бегущей собакой, и купить пиццу за свои деньги, и полностью подчинить свою волю её воле? Какое сердце, агори-му, какое горячее и невинное у тебя сердце...
Асаф смущённо заёрзал на стуле. Сказать по правде, он большую часть времени чувствовал себя идиотом, гоняясь за собакой, и новое толкование его действий слегка удивило его.
Монашка обхватила руками своё маленькое тело и прямо дрожала от удовольствия:
– Теперь ты понимаешь, почему я просила рассказать всю историю? Вот сейчас мне стало немного спокойнее, моё сердце говорит мне, что если и есть кто-то, кто найдёт драгоценную мою, то это ты.
Асаф сказал, что именно это он и пытается сделать с самого утра, и если сейчас она даст ему адрес Тамар, он сразу же её найдёт.
– Нет, – сказала она и поспешно встала, – к моему большому сожалению. Этого не смогу.
– Нет? Почему?
– Потому что Тамар взяла с меня клятву.
Как он ни старался понять, сколько ни спрашивал, она отказывалась отвечать, кружила по комнате, немного напряжённая, бормотала своё взволнованное "По, по", качала головой, нет-нет-нет, и растерянно разводила руками:
– Поверь мне, милый, если бы это было в моих руках, я бы даже надеялась, что ты – нет! Тихо! – сердито ударила себя по пальцам. – Тихо, старая! Не говори! – Ещё один быстрый круг по комнате, ещё гневные вздохи и вихреобразные движения, и снова остановилась перед ним:
