Она заранее приготовила запасную одежду, но у Асафа другой одежды не было. Поэтому он надел часть из одежды, которую она принесла для Шая – то немногое, что на него налезло. Потом, когда и это испачкалось, он надел её большую и широкую футболку из тех, что она принесла специально, чтобы использовать здесь в качестве рабочей одежды; это ещё с той поры, когда она была толстой, сказала она ему, и он сказал, что в это трудно поверить, а она засмеялась, вот увидишь мои фотографии, я была, как слониха, и у него от радости сердце расширилось, потому что в этом "вот увидишь" была крупица будущего.
"Уупс, - подумал Асаф, когда она достала зубную щётку, - а у меня нет".
- Возьми мою, - сказала она, закончив чистить зубы, и Асаф – да, да, если бы его мама узнала, она сочла бы это самым неправдоподобным во всей этой истории – вычистил зубы её щёткой, без проблем.
У Шая прекратились рвота и широченные зевки. Начался понос, это тоже было испытанием, которое надо было преодолеть, и они преодолели его вместе, оба, а, в сущности – втроём, потому что Шай уже начал приходить в себя, к нему вернулся стыд и возник интерес к Асафу, кто это, и что он тут, собственно, делает; и Тамар сказала с абсолютной простотой, это друг.
Но, когда Асаф сказал, что вынужден вернуться в город на пару часов, её лицо стало таким несчастным, что он почти передумал уходить.
- Всё в порядке, иди, - сказала она так, будто сразу и окончательно решила, что он не вернётся. Внезапно обессилевшая, она села к нему спиной и было заметно, что она сердится на себя за то, что поддалась искушению ему поверить. Он подробно объяснил ей, какие дела есть у него в городе. Старался говорить обдуманно и логично, но чувствовал, что она уже отгородилась от него, и не знал, как её успокоить, и как она вообще может в нём сомневаться после такой ночи? Он смотрел на неё со злостью и отчаянием, чувствуя, как путанная и извилистая её часть поднимается и завладевает ею, с каким странным наслаждением поддаётся она крысиной атаке, и понял, что одними словами он её не убедит, никогда.
Когда он вышел из пещеры, она встала и поблагодарила его за всё то, что он для неё сделал. Её вежливость была почти оскорбительной. Он простился с Шаем и, главное, с Динкой, которая тоже забеспокоилась, когда он вышел: бежала за ним и возвращалась к Тамар, снова и снова сшивая разделившую их прореху. Отойдя от пещеры на довольно большое расстояние, он обернулся, так как услышал – или ему показалось, что услышал – что Тамар тихо зовёт его, будто проверяя, сможет ли он её услышать. Он побежал к ней, почти паря на волне болезненного смятения чувств. И Тамар тоже была поражена окатившей её волной, когда увидела, что он возвращается к ней.
