И вдруг парень отпустил его. Асаф стоял, оцепенев от боли, голова его кружилась от удушья, он почувствовал, что тот поворачивает его к себе лицом, мягко, как медсестра в поликлинике, которая показывает, как держать руку для укола, он прямо подготавливал Асафа к чему-то, что сейчас произойдёт, думал Асаф и не в силах был ничего изменить, ни отодвинуться, ни убежать, и тогда тот коротко и ясно двинул ему коленом по яйцам. А когда Асаф согнулся с громким стоном, он снова наткнулся на то же колено, разбившее ему нос.
***
Прошло неизвестно, сколько времени, и странный чертёж, дрожавший перед его глазами, который вначале казался детскими каракулями на голубой бумаге, потихоньку сложился в ветки куста, под которым он лежал.
- Какое умер, чего умер, - издалека услышал он голос, - только рожа разбита.
- Не рожа, придурок. Это нос. Смотри, сколько крови.
Асаф поднял руку, одну из рук, лежавших возле него, которая весила тонну. Он медленно разлепил пальцы, это тоже заняло немало времени, и дотронулся до носа. Нос был очень мокрый, полный незнакомых бугорков. Он нащупал ноздри и всё остальное. Рту тоже досталось, верхняя челюсть болела и гудела. Один зуб вверху сбоку слегка шатался.
Но почему-то, без всякой логики, он почувствовал облегчение.
Возможно, потому, что всю жизнь боялся драки с таким арсом. С кем-то, над кем нет Бога, как говорил Носорог по другому поводу. И от страха он начал бояться всех арсов, даже тех, которые были намного меньше и слабее его. Как будто заранее смирился с тем, что нет у него против них никаких шансов, и что он всегда будет унижен. Хотя Асаф не раз дрался с ребятами из своего класса, он знал, что они такие же, как он, и что всегда будет какой-то последний закон, которого они не нарушат в драке; но арсы – он обходил их далёкой дорогой на улице, не приближался к ним в клубах по пятницам и не отвечал, когда оскорбляли его или его друзей. Он научился ходить мимо них прозрачной, не обижающейся походкой, и однажды в автобусе встал и вышел, когда один из них велел ему встать и выйти. Он даже не возражал. Встал и вышел. И не было дня в его жизни, чтобы не помнил жара того унижения.
А сейчас всё было уже позади, и, сбитый с ног и помятый, он всё же как бы немного освободился от этого. Он не знал точно, что, но что-то произошло, и он только что преодолел большое препятствие, отравлявшее ему жизнь.
- Ну, чего испугались, в натуре, - сказал длинный, - пошли. – Они собрались уходить. Асаф встал. То есть, подтянул верхнюю часть туловища и почти сел. Бешеный мотоциклист гонял внутри его головы, как по отвесной стене.
