— Какой?
— Китайский. В юности он думал, что горы — это горы, реки — это реки... Потом понял, что реки — не реки и горы — не горы... А в старости понял, что реки — это таки да реки. А горы — таки да...
— Не смешно.
— ... горы. Да? Ну, допустим, что нас обманули... Или себя обманули тихоречивые старцы, завещавшие нам лишь туман для обмана... Просветлённость — всего лишь обдуманное тупоумие... Мудрость — знание мёртвых тайн, бесполезных во мраке, в который они всматривались... Поэтому говорите не о мудрости стариков, но об их слабоумии...
— Это откуда?
— Но камеры-то нет. Камеры нет, понимаешь? Рельсы проложены, а камеры нет. Укатилась, мать её за ногу! Туды её в качель! — говоря это, Доплер подбрасывал вверх обе руки. И тут же ронял... Лена подумала, что он ведёт себя как старый расшумевшийся пеликан...
— Эк ты развеселился, Доплер... А кто тебя знает, может, она у тебя зашита кой-куда... Как у шпионов. Или как у алкоголиков — ампула?
— Так они же наоборот — пить тогда не могут!
— Я-то их знаю, Доплер, они потом всё равно пьют, ещё как... Короче, я больше не хочу это слышать. Что ты хочешь со мной забыть все свои фильмы... А может, я тебя за них и полюбила, ты об этом не подумал?
— Мне приятнее было думать, что за что-то другое... Что важнейшим из искусов для нас являлось... не кино... И потом — ты же не видела ни одного моего фильма. Когда мы познакомились, ты ни одной моей картины не видала!
— Ну и что? Может, это уже и не нужно было. Достаточно было увидеть тебя... Может, ты весь из них состоишь... Ты весь уже из целлюлита, Доплер.
— Ну спасибо тебе, моя радость, моё солнышко!
— Я не то хотела сказать. Ты что, обиделся? Я оговорилась, из целлулоида... Ну где у тебя целлюлит, Доплер, ты что? Это у баб...
— Я потому и обиделся. Я, по-моему, ещё вполне... Гуттаперчевый мальчик.
Доплер вдруг взял свою левую ногу в руки, медленно завёл её себе за голову и положил на шею.
— Доплер, ты в своём амплуа!
— Что ты хочешь сказать?
— Не знаю. Так моя бабушка говорила: «он в своём амплуа».
— А не «в своём репертуаре»?
— Может, и так... Ты прав — в репертуаре.
— Или тогда уже: «это его амплуа»... Но с чего это она обо мне так говорила?
— Ты что, с ума сошёл, Доплер? Не о тебе, конечно, она же тебя не знает.
Огни, мелькавшие раньше где-то вдали, теперь приблизились к поезду и оказались пылающими скирдами, которые горели длинными цепочками, уходящими назад, в глубину ночи... Доплеру казалось, что они образуют гигантские буквы... Что поезд подлетает к чёрной планете... Где их встречают огненными словами... Но он уже не может их прочесть... Слишком близко подлетел... «И чертят знаки огневые...» — вспоминал Доплер...
