…брехня. И ты сам это понимаешь. Что значит «с собой»?
Ладно, отложим страхи за судьбу цивилизации. Хорошо. Но это сейчас ты видишь черные ресницы и золотые локоны, а все остальное — прекрасная загадка. А потом оно выучит язык… язык-то оно выучит, не сомневайся… и начнет ляпать глупость за глупостью. Потому что даже здешний интеллектуал дурее самого дурного пэтэушника, а интересующие тебя личности не интеллектуалы, отнюдь.
Эдик, будем разумны. Тебе это надо? Объяснять, что Земля не плоская, что трамвай не чудовище, что не магическим заклинанием «Где, блин, тут этот чертов выключатель?», сопровождаемым ритуальным тыканьем в стену, освещается темная комната… Период социальной адаптации, плюс адаптация к нашим микробам, воздуху, воде… и все эти адаптации имеют свои пределы, потому что чудес не бывает… Любовь приходит и уходит, а… Сам понимаешь. Тебе так неймется оказаться в роли опекуна Агафьи Лыковой?
«И пусть можно, в конце концов, вколотить краткий курс истории и азы арифметики…» — «Какая арифметика, болван! Попробуй вбить теорию строения галактик в голову, которая всю жизнь полагала, что земля стоит на трех китах!» И Бог, в конце концов, с ними, с галактиками, не в них счастье, — но это интеллектуальный уровень табуретки и ее же кругозор.
Ты взвалишь ЭТО себе на голову и будешь кормить и содержать до скончания дней, потому что выкинуть в мир человека без документов, без образования, без специальности… И даже если документы, допустим, можно сделать, — все равно… И даже пересадить это свое приобретение на чью-нибудь чужую шею ты не сможешь, потому что если на физические данные и найдется много желающих, то едва раскумекав, в чем дело, любой потенциальный спонсор его, приобретение, упечет в сумасшедший дом.
…Ты сам хотел бы остаток жизни прожить в их мире? Лучше сразу удавиться. Если бы ты сейчас точно знал, что все, никак, это навсегда… Так что дает тебе основание считать, что любой из этих ребят будет счастлив, очутившись в мире твоем?
Помещение. Опять бревенчатые стены и дощатый потолок. Пузатые столбы подпирают потолочные балки. Длинные резные лавки, длинный стол под скатертью — белой, с широкой расшитой каймой. На стене, над угловатыми спинками двух кресел во главе стола — оружие. Щит посреди, а вокруг — колчан, топоры, копья… Под потолком Эд с недоумением обнаружил нечто вроде люстры. Потом вспомнил — это называлось «паникадило». Темная, вся в восковых потеках, люстра заметно кренилась набок. Из множества свечей пока горели четыре. В Эдовых глазах огоньки расплывались звездами.
