Когда Флора повесила трубку, я и сама задумалась, не прыгнуть ли с крыши, но вместо этого легла спать, а когда утром проснулась, надо мной склонился Эд с подносом, на котором стоял завтрак и букетик цветов.
– А теперь поедем на могилы, – сказал он.
Родители Эда были похоронены рядом на кладбище в Стритхэме, и Эд любит два-три раза в год навещать их. Первый раз он взял меня с собой вскоре после того, как сделал предложение. Грядущее испытание страшно меня переволновало – мне еще никогда не назначали свидание, которое включало бы посещение моих будущих свекра и свекрови, покоящихся на глубине шести футов под ногами. Поначалу я сомневалась, стоит ли мне одеваться в черное или нет. Я примерила нарядов пятьдесят и в конце концов, роясь в ящике комода в поисках туфель, потянула себе спину. Выезд пришлось отменить: я не могла даже стоять прямо, пришлось на следующей неделе показаться остеопату.
– Все это очень интересно, – задумчиво проговорил Эд, пока я в муках валялась на полу.
– Я искала туфли, – сказала я, – в этом нет ничего интересного.
– А где похоронены твои родители? – спросил он.
– Их разметало над Мексикой, – ответила я. – Они погибли в авиакатастрофе… – Он, конечно, знал об этом.
– И у них нет могилы?
– Нет, – сказала я. – Все случилось потому, что на этой неделе я не плавала. Я всегда растягиваю спину, если какое-то время не поплаваю.
– А-а, – проговорил он, – вот как?
Когда мы через две недели все-таки добрались до могил, мы совсем неплохо провели время. Кладбище с двумя симметричными часовнями у ворот выглядело очень мило.
Эд занялся цветами на могилах – он ухаживал за розовым кустом, который там вырастил, – а я почтительно стояла рядом и старалась думать о гниющих в земле свекре со свекровью. Потом мы прошлись вокруг, рассматривая надгробья и оживленно читая имена: «Ой, смотри – две сестры, Энид и Этель, умерли на девятом десятке», – но некоторые потрясали: «Боже мой! Этот мальчик умер в одиннадцатилетнем возрасте» – и прочее в таком же роде.
Потом Эд сказал:
– По-моему, медовый месяц надо провести в Мексике. – Я тут же поняла, к чему он клонит. – Почтим таким образом память твоих родителей.
– Эд, – сказала я, – мне эта мысль не кажется удачной – на медовый месяц открыть банку с червями.
Я никогда не была по этому поводу в Мексике или хотя бы рядом с ней.
– Не обязательно с червями, – ответил он. – Возможно, это банка… с бобами.
– Печеными?
– Жареными.
– Но, конечно же, не с восхитительным бобовым пюре.
